ПРОГРАММА НАУЧНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
«МЕСТО И РОЛЬ ГУМАНИЗМА В БУДУЩЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ»
(XII ФРОЛОВСКИЕ ЧТЕНИЯ)
Акад. РАН В.С. Степин Культура гуманизма и современные идеи биологической трансформации человека.
Акад. РАН А. А. Гусейнов Гуманистическая основа советской философии 60-80-х г.г. ХХ века.
Акад. РАН В. А. Лекторский Нуждается ли гуманизм в переосмыслении?
Чл.-корр. РАН В.В. Миронов Трансформация культуры и гуманизм.
Д. иск.н. К.Э. Разлогов Транскультурализм в Интернете — основа гуманизма будущего.
Чл.-корр. РАН Б.Г. Юдин Трансгуманизм: сверхгуманизм или антигуманизм?
Д.ф.н. В.И. Аршинов Гуманизм как трансдисциплинарная проблема.
Д.ф.н. В.Г. Федотова Социальные инновации и технологии: перспективы гуманного будущего.
Д.ф.н. В.М. Межуев На пути к универсальной цивилизации.
Д.ф.н. А.А. Пелипенко Возможен ли постгуманизм?
Д.ф.н. Ань Цинянь. Философия гуманизма И.Т. Фролова. Взгляд из Китая.
Д.ф.н. П. С. Гуревич Парадоксы современного гуманизма.
Д.ф.н. В.А. Кутырев На тонущем корабле гуманизма…
Д.ф.н. В. А. Кувакин Перспективы нового гуманизма.
Д.псих.н. Д. А. Леонтьев Конец имманентности и перспективы человека возможного.
Д. псих.н. А. Ш. Тхостов Тупики и перспективы понимания гуманизма в современном обществе.
Д.ф.н. Ф.И. Гиренок Крушение идеалов гуманизма.
Д.ф.н. А. Э. Воскобойников Гуманизм. Понимание. Универсальные ценности.
Д.ф.н. П.Д. Тищенко Биоэтика и гуманизм.
XII ФРОЛОВСКИЕ ЧТЕНИЯ
20 ноября 2012 г. в Институте философии РАН состоялись ежегодные чтения памяти академика И.Т. Фролова. Тема Двенадцатых Чтений: «Место и роль гуманизма в будущей цивилизации». Перед началом конференции собравшиеся познакомились с новыми книгами. Одна из них – «ЧАНРАеловек и его будущее» – включает материалы двух предыдущих Фроловских чтений. Особый интерес представляет книга «Философский гуманизм И.Т. Фролова: Взгляд из Китая». Основную часть книги составляет исследование д.ф.н. Яо Ин, в ней помещены также работы проф. Ань Циняня и Ли Шандэ. Книга даёт представление о восприятии российской философии в Китае.
Все доклады были чрезвычайно интересными. Остановимся на некоторых из них. Открыл Чтения акад. А.А. Гусейнов. Он выступил с докладом «Гуманистическая основа советской философии 60-80-гг. ХХ века». Тема эта более чем уместна на Фроловских чтениях. А.А. Гусейнов вспомнил момент рабочего совещания, во время которого И.Т. Фролов сказал, что в нашей стране сформированы основы новой гуманистической философии. В этом главное наследие того поколения философов. А.А. Гусейнов обратил внимание на то, что поворот от сталинистского догматизма к профессиональному философствованию в середине 1950-х гг. происходил в сфере методологии и теории познания. Как и для просветителей, для молодых философов тех лет принципиальным было обосновать суверенность разума, отринуть ссылку на Авторитет в качестве философского аргумента. Но от методологии и теории познания шёл прямой путь к философской антропологии и гуманизму. Суверенитет разума может состояться только при условии обретения индивидом самостоянья. И.Т. Фролов потому был лидером нашей философии, что он пролагал этот путь к гуманизму.
Интересным был доклад акад. В.А. Лекторского «Нуждается ли гуманизм в переосмыслении?». В.А. Лекторский проблематизировал основные аспекты понимания гуманизма в современных условиях. Главная опасность, которую подчеркнул докладчик, это угрозы человеческой индивидуальности и культуры, которые возникают при использовании современных технологий в ущерб человеку.
Член-корр. РАН В.В. Миронов развивал свои известные идеи о трансформации культуры под действием современных средств массовой информации. Масс-медиа подорвали классическую иерархию ценностей. «Низ» культуры смешался с высокой культурой, то, чему ранее отводилось время «карнавала», заполнила культурное пространство, и карнавал «затянулся». Глобальное коммуникационное пространство развивается не через диалогический синтез локальных культур, а путём их поглощения. Соответственно коммуникация разительно обедняется в содержательном отношении, ибо превращается в обмен смысловыми структурами, стандартными для всего глобального пространства. «Это заставляет нас спросить самих себя: будет ли интеграционное образование суперкультуры столь же гуманистическим, как традиционная культура, или антигуманистичным?», — ставил вопрос докладчик.
Большой интерес вызвало выступление проф. Ань Циняня. Он рассказал о том, как в Китае воспринимают философию гуманизма И.Т. Фролова. С китайской точки зрения философия И.Т. Фролова – прямое продолжение классической русской философии. Гуманизм И.Т. Фролова, по мнению Ань Циняня, стоит выше западного гуманизма. Западный гуманизм ориентирован на обеспечение человека материальными благами. Согласно И.Т. Фролову духовно-нравственное развитие человека – это самостоятельное измерение его жизни. Поэтому очень важно, какие ценности выработаны в обществе и приняты массовым сознанием. Сегодня мы живём в период смены эпох, и дальнейшие пути развития не предопределены. Они во многом зависят не от экономических факторов, а от того, какую систему ценностей примет большинство. Важно, чтобы ею стала система ценностей гуманизма.
Проф. В.М. Межуев назвал И.Т. Фролова трагической фигурой. И.Т. Фролов прилагал максимум усилий для развития научно-технического прогресса в России. Но нынешней России оказалась не нужна развитая наука. И.Т. Фролов стремился утверждать в межчеловеческих отношениях принципы гуманизма. Но капитализация России оказалась с гуманизмом несовместима. Горе обществу, где высокие ценности отторгаются временем, как бы они ни были этому обществу необходимы.
Как и ожидалось, выступление проф. В.А. Кутырева стало эмоциональной проповедью против трансгуманизма. Это был своего рода философский памфлет. В.А. Кутырев отверг не только идеологию трансгуманизма, в чём он, надо сказать, был на конференции отнюдь не одинок. Он отверг и вообще всякие попытки вмешательства в человеческую природу ради её улучшения. Докладчик не верит в «добросовестность» учёных, которые хотя бы только обсуждают саму возможность подобных попыток. Всякий «людодел» по словам В.А. Кутырева неизбежно превратится в «людоеда».
Интересными размышлениями об астрофизических аспектах гуманизма высказал проф. А.Э. Воскобойников. Мы, сказал он, не можем вступить в контакт с внеземными цивилизациями не потому, что их нет, а потому, что они не выживают из-за собственных внутренних проблем. Они уничтожают сами себя. Вот где актуальность гуманизма приобретает не только глобальный, но и астральный характер. Всё это глубоко созвучно идеям И.Т. Фролова, который в своей последней книге «О человеке и гуманизме» писал о космическом предназначении человека и человечества, чьё бессмертие заключено в бессмертии разума и гуманности.
Все доклады вызвали большой интерес слушателей. Можно сказать, что Фроловские чтения сфокусировали основные болевые точки нашей гуманитарной культуры. Конференция, безусловно, удалась.
Учёный секретарь оргкомитета Чтений к.ф.н. Г.Л. Белкина (ИФ РАН)
И.Т. Фролов
ЧЕЛОВЕК. ФИЛОСОФИЯ. ГУМАНИЗМ.[1]
Уважаемые коллеги!
Нам предстоит обсудить широкий круг проблем, объединенных основной темой: «Человек — философия – гуманизм». На Конгрессе присутствуют ученые из большинства культурных центров страны, ряда государств СНГ и Европы. И это делает его весомой силой. Мы представляем различные области философского творчества, различные направления и течения философской мысли. Но всех нас объединяет общая приверженность идеалам гуманизма. Мы выражаем тем самым глубинный смысл философии как «духовной квинтэссенции эпохи». Вместе с тем она концентрирует в себе обобщенный опыт исторического развития культуры, размышления великих умов человечества о сущности бытия, о человеке в мире. Философия хранит этот интеллектуальный духовный опыт, но не как музейную реликвию, а как основу сегодняшней мысли, как такое прошлое, без которого нельзя глубоко и основательно осмыслить настоящее, извлечь уроки на будущее. Каждая эпоха предлагает свой ответ на «вечные вопросы» бытия, но нет «вечных ответов» на них. Мы должны каждый раз искать их сами, как бы ни были ограничены наши возможности и силы.
Философия приобретала наибольшее значение в переломные эпохи, в переходные периоды жизни человечества. Именно в те периоды, когда кризис «внешней» деятельности заставляет человека обратиться к деятельности «внутренней», к осмыслению себя, а значит, резко обостряется внимание к проблемам человека, личности. «Познай самого себя» — так древние сформулировали главную задачу философии. И это — оправдание того, зачем она вообще нужна людям во все времена.
Сегодня, на исходе XX столетия, человечество переживает переломную эпоху, аналога которой не было, пожалуй, во всемирной истории; эпоху, характеризующуюся целым комплексом опасностей общепланетарного, глобального характера. И от того, сможет ли человек избавиться от многих исторически унаследованных иллюзий и стереотипов, зависит вопрос, продолжится ли развитие земной цивилизации или все завершится катастрофой, смертью человечества. Конечно, реальная картина происходящих в мире процессов чрезвычайно сложна, но их суть, философское значение именно в этом.
Не означает ли это наступление «звездного часа» философии? Конечно, сама по себе она не может спасти мир, но мир не будет спасен, если не будет дано глубокое, в том числе и философское, осмысление тех угроз и надежд, которые теперь доминируют в нем, если человечество не научится выверять достижения, несомые прогрессом, человеческой мерой, мерой добра, разума, справедливости.
Философское осмысление, как мы знаем, и есть осмысление с точки зрения человека, через призму его интересов и целей, его развития и утверждения как Человека разумного и гуманного, через призму гуманизма.
Гуманизм прошел длительный духовный и социальный путь, на котором взлеты мысли к вершинам морального сознания сопрягались с трагедиями и массовыми жертвоприношениями мнимым богам, вопиющими противоречиями между идеалами и реальностью, целями и средством их достижения.
И у нас также все это было, все это мы пережили и переживаем. Поэтому утверждение и развитие гуманистических оснований отечественной философии проходило и проходит в тяжелой, трудной борьбе против мракобесия и невежества, жестокости и сил социального зла, в частности, против идей и практики «казарменногокоммунизма», отрицающего, как говорил К. Маркс, личность. Только в 60-80-е годы проблема человека, личности и гуманизма по существу стала разрабатываться у нас, хотя, может быть, недостаточно разносторонне и глубоко. Одна из причин этого — отрыв наших поисков от гуманистических традиций русской философии с начала XX в.
Но, тем не менее, гуманизм, как система духовных ценностей, в которой приоритет человека является определяющим, становится в эти годы одним из центральныхпонятий в отечественной философии, науке, культуре. Они все больше обращаются, следуя традициям русской мысли, к нравственно-философским проблемам человека, смысла его жизни, смерти и бессмертия. Гуманизм провозглашается и как политический принцип, как стратегическая цель общественного развития, хотя во многом это было чисто декларативным, «двоемыслием» и лицемерием даже. Постепенно мы стали во все большей мере осознавать, что, поскольку гуманизм, обеспечение свободного и всестороннего развития человеческой личности оказывается неразрывно связанным с решением комплекса глобальных и цивилизационных проблем, поставивших цивилизацию на край пропасти физического уничтожения, то и обсуждение будущего человека невозможно без учета тенденций научно-технического прогресса, гуманизации развития техники и науки, развития этического самосознания ученых. Гуманистическую и социальную постановку проблем, с которыми столкнулось на исходе XX столетия человечество, в большой мере стимулирует наука, хотя человечество переживает и большое разочарование в ней. В этом — одна из важнейших особенностей развития гуманизма в нашем веке и один из главных вызов ему, и мы можем гордиться, что вовремя уловили эти тенденции и по мере сил, зачастую в очень противоречивой форме, стремились выразить их в своих философских исканиях.
Ясно, что современные достижения науки — такие, как быстро совершенствующиеся компьютерные и биомедицинские технологии, расшифровка тайн, заложенных в наших генах, делают возможности человека поистине беспредельными. Но в состоянии ли он совладать с собственным могуществом? Не превращается ли он из естественного существа в еще один технический артефакт? Да, наука и техника сегодня открывают новые направления развития и реализации человеческого потенциала. Но одновременно их прогресс с небывалой доселе остротой ставит вопрос о самоидентичности человека, о том, насколько он способен адаптироваться к лавинообразному потоку изменений, затрагивающих сами основы его существования в мире.
Но достойна ли предназначения человека в мире эта позиция “всего лишь” адаптации к тому, что порождено им же самим? Может ли он и вправе ли ограничиваться такой ролью? В этом мы видим один из глубочайших вызовов, обращаемых к философии эпохой. Человек не может быть всецело сведен к тому, что порождено его же способностями, он должен быть значимее и выше всего созданного и создаваемого им. И потому важно, чтобы человек действительно, в подлинном смысле,стал мерой всего, мерой всех вещей, в том числе и мерой всех наук, всякого прогресса. В этом смысле мы говорили и говорим о приоритете гуманистических ценностей по отношению к «чистому» исследованию, о необходимости этического контроля над всякого рода экспериментами с человеком, о биоэтике и пр. Кое-что удалось здесь сделать, в частности, в рамках созданного нами Национального комитета по биоэтике, выходящего на Совет безопасности РФ и ЮНЕСКО.
В отечественной философии в 60-80-х гг. прочно утвердилась мысль, что осуществление гуманистических идеалов не может быть отложено на отдаленную перспективу. Сегодня все более глубоко осознается тот факт, что нет и не может быть такого уровня экономического развития, достижение которого само по себе обеспечивало бы их реализацию. Сам процесс общественного развития по сути своей должен быть процессом роста и вызревания гуманистических начал, уважения к нравам и достоинству личности, к ее свободе. В противном случае не имеют смысла все рассуждения о прогрессе.
Надо окончательно преодолеть и такие стереотипы, согласно которым жизнь и достоинство нынешнего человека могут быть принесены в жертву будущему. Ибо все то и только то, что делается для развития человека сегодня, идет в актив человеку завтрашнего дня. Именно таким образом создается потенциал, для того чтобы завтра человек смог преодолевать наши сегодняшние мерки.
Большим достижением отечественной философии, как я считаю, является осознание того, что гуманизм должен получить глобальные, общечеловеческие измерения, и он сам органически включается в систему глобальных проблем современности — демографических, экологических, наконец, чисто человеческих, личностных.
Именно такие формы гуманизма были провозглашены в нашем веке великими учеными и философами — в особенности Б. Расселом и А.Эйнштейном в их знаменитом «Манифесте» (1955 г.), выдвинувшими задачу — научиться мыслить по-новому. Я цитирую: «Мы обращаемся как люди к людям: помните о том, что вы принадлежите к роду человеческому и забудьте обо всем остальном». Вот где — истинные истоки нового мышления и нового гуманизма в ядерный и генноинженерный век, включающего приоритет общечеловеческих ценностей, того, что не имеет только классовую или национальную окраску, а основывается на отношении людей к людям, как просто представителям рода человеческого.
Идеи нового мышления и гуманизма получили у нас свое развитие в общей концепции, где само решение глобальных проблем и, следовательно, будущее человечества, ставятся в прямую зависимость от его гуманистических целей, сознания, морали.
В тесной связи с этим и проходило развитие идей гуманизма в отечественной философии в 60-80-е годы. Мы опирались при этом на гуманистические традиции русской культуры (Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский и др.) и философии (В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев и др.) и исходили (я говорю, в частности, о себе) из марксового гуманистического идеала общества и представления о человеке как «самоцели» истории, его концепции реального гуманизма. (Я это выразил во многих своих работах, в частности, в последней — «О человеке и гуманизме». М., 1989.) Реальный гуманизм предполагает социальную и индивидуальную активность в достижении ближайших и перспективных целей человечества, основанную на научном подходе. Он включает в себя как нечто необходимое постоянное стремление к переменам, рассматриваемым как средство, которое всегда должно быть адекватным целям. К сожалению, это оставалось в основном как некое философское пожелание, мало соприкасавшееся с реальной жизнью, хотя росло понимание, что истинный гуманизм возможен лишь в условиях реальной демократии и свободы, представляющих собой огромную ценность, вне которой немыслим прогресс в национальном и глобальном масштабах.
Современный гуманизм тесно связан со способностью к диалогу в актуальном и историческом аспектах и утверждается, исходя из определенного понимания будущего человека и человечества. Поэтому и сегодня он во многом существует как цель и идеал, и мы можем лишь желать и надеяться, чтобы он воплотился в жизнь, стал ведущей духовной силой прогресса человечества.
Необходимо, как я считаю, дальнейшее развитие идей, ценностей и норм, определяющих гуманистическую ориентацию людей, причастных к решению национальных и глобальных проблем, на всех этапах — от их осознания и постановки до практического решения.
Необходимо сформировать систему принципов поведения в глобальном масштабе на основе общечеловеческих ценностей. Во всем мире растет число людей, которые сознательно обращаются к нелегкому искусству считаться с интересами друг друга, к идеям глобальной ответственности. Принципы глобального поведения должны помочь людям выйти за пределы их сугубо профессиональной этики и побуждать их к активной гражданской деятельности, чтобы внести вклад в общие усилия по решению общечеловеческих проблем. Я давно говорю, что принципы глобальной этики должны войти в декларацию, которую следовало бы совместно разработать и принять различным международным организациям, причастным к решению глобальных проблем и прежде всего — человека и его будущего. Этому служит, в частности, научная программа Института человека РАН «Человеческий потенциал России», принятая также Советом безопасности РФ, наши предложения по биоэтике и пр.
Гуманистические принципы глобальной этики должны стать делом каждого мыслящего индивида на всей Земле, и тогда осуществится «всемирная потребность человечества ко всемирному и всеобщему единению» (Ф.М.Достоевский), и мир узнает новое человечество, осознавшее себя как действительную общность и целостность.
Как бесконечно далеки мы от этого в особенности сейчас в нашей многострадальной России… Но нет более достойной перспективы для Человека разумного и гуманного.
Наш долг — долг философов России — привлечь внимание к вопиющим противоречиям между принципами гуманизма и сегодняшней действительностью, когда рушится социальная защищенность человека, система здравоохранения и образования и т.д.
Наш долг — постоянно утверждать приоритет человека во всех сферах жизни. В этом — главная национальная и общечеловеческая идея, как мы ее понимаем.
Наш долг — выступать против всякого рода манипуляторских подходов к человеку, его биологической (генетической) и социальной природе, как это имеет место в неоевгенических, генноинженерных (клонирование и т.п.) и прочих проектах, о которых сейчас так много говорят во всем мире, к сожалению, в особенности часто люди малокомпетентные и безответственные.
Наш долг — укреплять то, о чем мы всегда говорили, — мирное сосуществование и сотрудничество в мире, чтобы не дать возобладать (в том числе и у нас) националистическим и шовинистическим амбициям, милитаристской идеологии. Надо еще и еще раз понять недопустимость ядерной угрозы даже в минимальной степени (возможность первого удара и пр.), так как процесс может выйти из-под контроля и привести к катастрофе для всего человечества.
Уважаемые коллеги! Наш Конгресс, тесно связывающий философию с проблематикой человека и гуманизма, может способствовать развитию позитивных начал в нашей жизни и науке. Будем надеяться на это. Желаю вам успехов в этом благородном и истинно философском деянии!
Ирина Бокова
Генеральный директор ЮНЕСКО
Новый гуманизм в XXI веке
Новый гуманизм в XXI веке Выступление Генерального директора ЮНЕСКО Ирины Боковой
в Милане 7 сентября 2010 года было первым шагом ЮНЕСКО на пути
осмысления понятия нового гуманизма. Ниже предлагается его краткая
адаптация.
Своим рождением ЮНЕСКО обязана простой идее: «Мысли о войне
возникают в умах людей, поэтому в сознании людей следует укоренять
идею защиты мира».
Преамбула Устава ЮНЕСКО совершенно определенно подтверждает
гуманистический аспект всех теорий и конкретных действий в защиту
мира. Однако, если мир есть благо для человека, то именно человек несет
за него ответственность, является его гарантом своими намерениями и
волей. На этом уровне и следует действовать, направляя умонастроения на
мирные цели взаимопонимания и международного сотрудничества в об-
ласти образования, науки, культуры и коммуникации.
Этот основополагающий принцип ЮНЕСКО, созданной 65 лет назад,
сегодня актуален, как никогда прежде. Однако мы должны его адаптиро-
вать к новым требованиям сегодняшнего дня. Процесс глобализации уско-
ряет смешение самобытных культур. Развитие информационных техноло-
гий помогает сближению между людьми, интеграции в жизнь общества.
Однако оно и обостряет существующие между людьми недопонимание и
проявления недовольства. Ужесточению позиций и подходов способству-
ют климатические изменения и истощение природных ресурсов.
Эта новая ситуация вынуждает нас пересмотреть принципы построе-
ния мира и взаимопонимания. Произошедшие в мировом контексте изме-
нения требуют выработки принципов нового гуманизма, который был бы
теоретически обоснован и осуществляем на практике. Речь идет не только
о поисках новых духовных ценностей, но и о реализации конкретных про-
грамм с ощутимыми результатами.
Быть гуманистом сегодня означает умение гармонично сочетать за-
вещанную предками традицию с требованиями современности. Несо-
мненно, это работа непрерывная, не имеющая временных границ. Ее очень
четко сформулировал итальянский философ Джованни Пико делла Миран-
дола (1463–1494), который в еще 24-летнем возрасте в своей знаменитой
«Речи о достоинстве человека», написанной во Флоренции в 1486 году,
заложил основу гуманизма: «Тогда принял Бог человека… и, поставив его
в центр мира, сказал: „ …Я не сделал тебя ни небесным, ни земным, ни
смертным, ни бессмертным, чтобы ты сам, свободный и славный мастер,
сформировал себя в образе, который ты предпочтешь“». В качестве только
одного примера сошлюсь на бурный гений Леонардо да Винчи (1452–1519)
как на прекрасный образец неограниченных возможностей человека. Это
и изобретатель, и архитектор, и художник, и инженер. Его записи свиде-
тельствуют о ненасытной жажде знаний, интересе к движению воды, раз-
мышлении об атмосфере, наблюдении за природой, за поведением и на-
строениями своих современников.
Леонардо обновил ломбардскую портретную традицию, совершил
переворот в живописи. Он на протяжении всей жизни связывал между
собой разные дисциплины, исходя из того, что при всем их разнообразии
все они порождены неиссякаемым творчеством человеческого духа. Бла-
годаря его путешествиям в Италии и Франции и его бессмертным произ-
ведениям — «Джоконде» и «Тайной Вечере» — он останется в памяти
человечества как пример того, чего может достичь человек собственным
трудом и воображением.
Коллективная потребность
Такая работа по «самообразованию» — потребность коллективная.
Следует учесть и еще один важный аспект гуманизма — коллектив, как
необходимое условие успеха любого вида деятельности человека. Человек
полностью самореализуется в общественной жизни, в жизни общины.
Общину гуманисты понимают как сообщество людей, которое начинается
с самых близких людей и охватывает всех людей на планете. Конфликты
могут возникать от недопонимания или несущественных противоречий,
однако то, что нас объединяет, гораздо сильнее того, что различает. Чело-
веческая цивилизация объединяет все культуры мира.
Сегодня, как никогда, мы нуждаемся в конкретных действиях по дос-
тижению этого идеала человеческого сообщества. Мировые кризисы об-
наруживают очень серьезные проблемы, решение которых не под силу ни
одной стране. Сегодня разные общества и нации взаимосвязаны и не спо-
собны действовать независимо друг от друга. Нам предстоит объединить
людей в сообщество, создать общее пространство и не исключать из него
никого, независимо от континента, социального происхождения, возраста
или пола.
Нам еще предстоит найти такие инструменты и механизмы, которые
бы накрепко объединяли такое человечество. При том, что гуманисты дав-
но поняли, что лежит в основе такого сообщества, что позволяет ему раз-
виваться и преуспевать — это культуры, а точнее, проявления духа.
При всем нашем разнообразии мы объединены общей человеческой
культурой. Через общение, знание других языков, через диалог и научное
сотрудничество мы выходим за когда-то установленные рамки, расширяем
наши знания, узнаем иные традиции и обычаи, вступаем в пространство
духовного понимания, открывая для себя объединяющие нас связи.
У нас всегда будет потребность возвращаться к истокам этого гума-
низма, вновь и вновь открывать для себя глубинное значение культуры,
потребности человеческой общины к гармоничной и успешной жизни.
Именно об этом и говорится в Уставе ЮНЕСКО: мир и процветание не
гарантируют только экономические и политических решения. Устойчивый
мир и всеобщее процветание невозможны без интеллектуального и духов-
ного сотрудничества человечества.
То, о чем гуманисты разных стран и эпох говорили на уровне города
или страны, мы сегодня должны предвидеть в масштабах всей планеты.
Мы должны всерьез взяться за построение такого нового глобального со-
общества, опираясь при этом на общечеловеческие ценности и, в первую
очередь, — на интеллектуальный потенциал. Такова главная цель нового
гуманизма. ЮНЕСКО намерена самым активным образом участвовать в ее
достижении.
Построение глобального сообщества людей
Быть гуманистом сегодня, значит наводить мосты между Севером,
Югом, Востоком и Западом, укреплять человеческое сообщество для ре-
шения наших общих проблем. Это подразумевает обеспечение доступа к
качественному образованию для всех с тем, чтобы голос каждого мог быть
услышан в общемировом диалоге. Это и укрепление сетей научного со-
трудничества, создание научно-исследовательских центров, передача ин-
формационных технологий для ускоренного обмена знаниями. Это, нако-
нец, использование культуры в самых разных ее формах в качестве инст-
румента сближения и создания общих взаимоприемлемых подходов.
Состоявшийся человек — это тот, кто признает сосуществование и
равенство с другими людьми, даже живущими далеко, и стремится дос-
тичь с ними гармоничного модуса вивенди. Новый гуманизм подразумева-
ет усилия для того, чтобы каждый человек, даже маргинал, мог активно
участвовать в жизни общества. Это значит, что каждый ребенок должен
ходить в школу и что все, в том числе и девочки, получают доступ к каче-
ственному образованию. Новый гуманизм — это осуществление равно-
правия полов, это равный с мужчинами доступ женщин к знаниям и вла-
стным полномочиям. Это также лучшее знание проблем окружающей сре-
ды, понимание и предвидение изменений климата миллионами людей,
страдающих от засухи, опустынивания и наводнений. Это и защита био-
логического и культурного разнообразия. Новый гуманизм — это соли-
дарность с ближними и дальними народами, пострадавшими от катаст-
роф, будь то Гаити или Пакистан.
Такой новый гуманизм должен стать нашим ориентиром в решении
проблем развития наименее развитых стран. Образование, коммуникация,
культуры и наука тесно связаны между собой и помогают найти глобаль-
ные и стратегические решения главных проблем человечества.
Опубликованная еще в 1953 году декларация ЮНЕСКО подчеркивала
важную роль взаимопонимания и диалога культур. В ней, в частности,
говорилось о том, что проблема понимания между народами это проблема
культурных отношений. Из этих отношений должно родиться новое все-
мирное сообщество взаимного понимания и уважения. Это сообщество
должно принять форму нового гуманизма, в котором универсальность
достигается признанием общих ценностей под знаком культурного разно-
образия1.
В ХХI веке наша глобализация уже не глобальное «установление кон-
тактов», а глобальное «обобществление». Сейчас люди все больше осоз-
нают себя частью всемирного сообщества. Это сообщество стало теснее,
пространство и время сконцентрировались, народы, самобытные тради-
ции и культуры смешиваются все больше. Все страны являются субъекта-
ми одного и того же процесса глобализации. Каждая должна иметь воз-
можность в нем участвовать. В этом контексте уже недостаточно просто
быть взаимно толерантными или даже друг друга уважать и понимать, как
это делали бы в обществах, удаленных друг от друга. Разве мы не нужда-
емся в более глубоком сотрудничестве, в более полном согласии по общим
проектам? Может быть, следует готовить такие проекты в качестве перво-
го шага на пути к нашему взаимопониманию, а не наоборот, чтобы не по-
лучалось обратной зависимости. Внутри одной культуры могут появлять-
ся разногласия, внутри одного общества растут социальные различия. Мы
должны придать новый стимул солидарности и восстановить всемирное
сообщество. И это не утопия: недавняя история свидетельствует о силе
союза. Я принадлежу к поколению, которое помнит разделенную Европу,
разрезанную стеной на две части, которая, однако, смогла извлечь уроки
из своего прошлого для своего объединения. В 2000 году совместная
«Декларация тысячелетия ООН: цели ООН в области развития на пороге
тысячелетия» была важным шагом в утверждении совместной решимости
мирового сообщества. Участники последнего Саммита ООН по целям ты-
сячелетия в Нью-Йорке в сентябре 2010 года по инициативе ЮНЕСКО
признали ведущую роль образования и культуры в достижении этих це-
лей, направленных на борьбу с бедностью и достижение устойчивого раз-
вития. Нужно смело использовать этот шанс и не поддаваться давлению
скептиков. Вспомним слова Джованни Пико делла Мирандолы: нужно
верить в силу свободного человека, который способен перестать быть иг-
рушкой обстоятельств или собственных намерений.
Создавать конкретные проекты
Мы ежедневно убеждаемся в том, насколько эффективно проекты
ЮНЕСКО служат созданию того общего пространства, к которому мы
стремимся. Универсальная ценность памятников Всемирного наследия
превращает их в факторы взаимопонимания, стабильности и развития.
Они становятся всеми признанными площадками сотрудничества, науч-
ных исследований и консервации. Совместное использование опыта архи-
текторов, историков, экспертов разных стран — конкретный пример, когда
мужчины и женщины разных культур и взглядов работают в общем и до-
рогом их сердцу проекте, этим примером они вдохновляют других на ана-
логичную совместную работу в будущем.
Восстановление моста Мостар под эгидой ЮНЕСКО в Боснии-
Герцеговине велось с участием местных жителей, воевавших здесь рань-
ше друг против друга, что послужило возобновлению диалога между ни-
ми. Возвращение Аксумского обелиска из Италии в Эфиопию в 2005 году,
сохранение древнего центра Иерусалима… — все проекты ЮНЕСКО
служат сближению людей. А сколько других таких проектов ЮНЕСКО в
области науки, СМИ, образования?
Наша задача огромна по своим масштабам и для ее решения необхо-
дима всеобщая моральная и интеллектуальная поддержка. Когда-то гума-
нисты в противовес однообразию латыни придали новое и благородное
значение языкам, которые прежде называли «вульгарными». Мы тоже, уже
в наше время, учимся извлекать пользу от огромного потенциала разнооб-
разия. Конвенции ЮНЕСКО 2003 и 2005 года о защите нематериального
культурного наследия или разнообразия форм культурного самовыраже-
ния являются, среди прочих, инструментами такой деятельности. У каж-
дой культуры есть свой ключ к пониманию мира. И мы не должны ими
пренебрегать. Было бы ошибкой считать, что единообразие способствует
пониманию: оно только скрывает противоречия. Мы уже растратили при-
родные ресурсы, давайте же беречь ресурсы интеллектуальные. Образова-
ние, наука, культура, коммуникация — таковы главные рычаги построения
единого человеческого сообщества, основы долговечного развития чело-
вечества. Нет более мудрого решения, чем их приоритетное использова-
ние в целях развития. Это и есть главная политическая задача ХХI века и
условие построение мира.
В.А.Лекторский
Имеет ли гуманизм смысл сегодня?
Проблематика гуманизма была одной из центральных во всём творчестве Ивана Тимофеевича Фролова.
Самым основательным образом анализируя вопрос о природе человека и его будущем, о вызовах ему в связи с развитием науки и техники, обосновывая необходимость нового понимания гуманизма, принимающего во внимание ту социальную и культурную ситуацию, в которой человек оказался в 20 в., Иван Тимофеевич всегда подчёркивал, что без гуманистического идеала как ориентира и надежды человек не имеет перспектив.
Сегодня проблематика , связанная с пониманием гуманизма, его смысла, его осуществимости, стала ещё более острой. Нередко высказываются идеи о том, что не только традиционное понимание гуманизма устарело, но что сам этот принцип сегодня потерял смысл. Попробую в этой связи остановиться на некоторых, обсуждаемых сегодня проблемах.
Идеал гуманизма выработанный и взлелеянный в европейской культуре на протяжении столетий, идеал, который разделяли и обосновывали крупнейшие философы, писатели, социальные мыслители, и который казался неотъемлемым от самого понимания человека, оказался в наши дни перед лицом серьёзного вызова.
Беспрецедентный рост новых технологий, взрывающих сами основания человеческого «жизненного мира», ускользание этих технологий от человеческого контроля, глобальное распространение рыночной экономики, базирующейся на соображениях экономической эффективности и отвергающей всякие сантименты («ничего личного»), обострение меж-цивилизационных взаимоотношений, выражающееся в том числе в росте международного терроризма — всё это может привести к мысли о том, что сегодня разговоры о гуманизме не имеют никакого отношения к существующей реальности, что это просто некая риторика, которая не помогает разобраться в существующем положении дел, а уводит от такого понимания. Правда, с другой стороны, современная жизнь преподносит и нечто иное. Это рост социальных движений, апеллирующих к правам человека (несомненному выражению гуманизма), к уважению человеческого достоинства, к свободе самореализации и самовыражения (именно эти лозунги прокламируют сегодня участники разного рода молодёжных движений). Но это также и осознание необходимости специальной гуманитарной экспертизы новых технологий. Это, наконец, существование множества т.н. «гуманистических обществ», издающих свои журналы, устраивающих конференции, привлекающих в свои ряды учёных, философов, деятелей культуры.
Так как же относиться к идеалу гуманизма? Должен ли он быть отброшен или сохранён? Если его нужно отбросить, то какое понимание человека и меж-человеческих отношений может прийти ему на смену? Если же речь идёт о его сохранении, то можно ли продолжать культивировать этот идеал в неизменном виде или же он нуждается в некоей модификации? Иными словами, как нужно отнестись к одной из старейших ценностей и традиций европейской культуры? Устарела ли она в современной ситуации или же нет?
Этот идеал был сформулирован в определенной форме и в определённое время. Это произошло в эпоху европейского Возрождения. Первые гуманисты при этом опирались на некоторые традиции античной философии. Гуманизм как идеал предполагает ценность индивидуальной человеческой жизни, признание достоинства и свободы человека, возможность и необходимость его самосовершенствования. Иными словами, это вера в человека и его возможности, т.е. это светский идеал. Хотя первые гуманисты были христианами, религия с их точки зрения не сковывает человека и не лишает его автономии (тем не менее многие религиозные мыслители критикуют гуманизм, так как он с их точки зрения несовместим с религиозной верой [2]; есть, правда, в наши дни и «христианский гуманизм», хотя для большинства современных гуманистов их гуманизм тождественен с атеизмом).
Однако исходно в самом идеале гуманизма были заложены возможности такого его понимания, которые при своей реализации выводили за его пределы, т.е. вступали в противоречие с той идейной позицией, из которой они, казалось бы, вырастали. В наше время это стало особенно ясно.
Вот, например, такая важнейшая черта гуманизма, как ценность самосовершенствования человека, его творческой самореализации. Исходно предполагалось, что это неотъемлемая особенность каждого. Жизнь однако показала, что люди отличаются друг от друга также и в этом отношении: возможности самореализации для большинства ограничены. Следует ли из этого, что люди, наделённые выдающимися творческими способностями, должны жертвовать ими в угоду большинству, для того только, чтобы не выделяться на их фоне? Но тогда это будет отказом от одной из важнейших ценностей гуманизма. А если выбрать иной путь: культивирование творческих возможностей группы людей, которые будут уже не просто людьми, а сверх-людьми? Но это такое развитие человека, которое выводит за пределы человека в обычном понимании. И это будет таким развитием светского гуманизма, которое выводит за его границы и превращается в анти-гуманизм: «сверх-люди» будут относиться с презрением ко всем остальным как к плебсу, который может быть как-то организован лишь с помощью силы. С этой точки зрения гуманистические разговоры о том, что каждый человек обладает собственным достоинством и должен быть уважаем – не что иное, как сказки для черни. Это позиция Ницше, вновь ставшая сегодня популярной в некоторых кругах.
Между тем, идея «сверх-человека» странна и само-противречива. Если главное обоснование ницшеанской концепции связано с идеей культивирования творчества и силы духа, то нет никаких оснований думать, что в условиях разделения общества на аристократов и рабов, при искоренении любви и сострадания творчество расцветёт. Опыт 20 века показал, что в подобном обществе творчество и самосовершенствование не нужны и невозможны. К тому же творчество и не может быть самоцелью. Если оно необходимо предполагает безжалостность к другим и доставляет страдание самому творцу («сверх-человеку»), непонятно, почему оно должно быть высшей ценностью, в жертву которой приносится всё остальное.
В наше время на смену идеи «сверх-человека» приходит идея «пост-человека» и т.н. «транс-гуманизма». Правда, в этом случае речь не идёт о выделении некоторой группы аристократических «сверх- людей» из массы остальных. Считается, что «пост-человеком» может стать каждый. Но это необходимо предполагает утрату этим существом большинства человеческих черт.
«Сверх-человек» Ницше был наделён такими особенностями, как сильнейший творческий импульс (Ницше считал «сверх-людьми», например, Гёте и Бетховена), мужество духа, сила воли и умение превозмогать своё страдание (правда, в со-страдании Ницше ему отказывает). «Сверх-человек» — свободное существо. Он смертен и способен смотреть смерти в глаза.
Современный «пост-человек» может жить бесконечно долго и даже стать бессмертным, а поэтому он не нуждается не только в со-страдании и любви, но и в мужестве (ведь он не умрёт). Если «сверх-человек» Ницше сохраняет ряд важных человеческих качеств, то «пост-человек» этих качеств лишён. Ему не нужны ни свобода, ни достоинство.
Сторонники «транс-гуманизма» считают, что человек во всех отношениях обнаружил свою несостоятельность: он и мыслит плохо, уступая в этом отношении совершенным компьютерам, и передвигается недостаточно быстро, и нуждается в длительном сне, и потребляет слишком много пищи, и нагружен целым рядом ценностей (свобода, сострадание, любовь, мужество, творчество и т.д.), которые с их точки зрения совсем не обязательны для жизни, к тому же человеческие ценности само-противоречивы (принятие одной из них мешает реализации других). Поэтому с точки зрения «транс-гуманистов» развитие эволюционного процесса предполагает выход за пределы несовершенного человека и человечества и переход на новый уровень: уровень «пост-людей». Задача человека и человечества с этой точки зрения — создание условий для «пост-человеческой» цивилизации. Это можно сделать при помощи трансформации человеческого тела, мозга и психики посредством современных НБИК – технологий (нано-, био-, информационных и когнитивных) . В «транс-гуманистическое» движение сегодня включены учёные, философы, социальные мыслители. При таком понимании старый гуманизм лишается смысла.
Если анти-гуманизм Ницше был связан с развитием некоторых особенностей, характеризовавших старый гуманистический идеал (творчество, мужество, сила духа и др.), то современный «транс-гуманизм» полностью порывает со всеми и всяческими гуманистическими представлениями.
Но в отношении «транс-гуманизма» возникает ряд вопросов. Непонятно, зачем человек должен трансформировать свою телесность и психику до такой степени, чтобы стать «пост-человеком». Неужели человеку станет лучше оттого, что он будет меньше есть, пить и быстрее двигаться? Или «пост-человек» нужен для того, чтобы быстрее просчитывать варианты действий? Но счётная машина сделает это лучше, и вовсе не обязательно самому превращаться в такую машину – с нею можно просто взаимодействовать. Или же весь смысл превращения в «пост-человека» в том, чтобы стать бессмертным существом? Конечно, мечта о бессмертии всегда владела человеком. Но это была мечта о бессмертии именно того существа, которое обладало человеческими качествами. А если бессмертным будет «пост-человек», существо, лишённое всех главных человеческих свойств, т.е. в сущности нелюдь, то деятельность по превращению человека в «пост-человека» равнозначна убийству человека и созданию условий для бессмертия какого-то совсем иного существа. Зачем это нужно? Я уже не говорю о том, что сама идея бессмертия даже в отношении «пост-человека» представляется само-противоречивой – но я не буду сейчас на этом останавливаться. Создание «пост-человека» как способ покончить с человеческим несовершенством напоминает попытку избавиться от головной боли с помощью гильотины.
Таким образом, отказ от гуманизма с помощью его превращения в анти-гуманизм и транс-гуманизм представляется несостоятельным и теоретически, и практически.
Но есть и другие возможности для современной интерпретации старого идеала гуманизма. Сегодня эти возможности кажутся актуальными.
Речь в частности может идти о том, что с точки зрения гуманизма все люди, независимо от их способностей, талантов и достижений обладают равным достоинством и равным правом на уважение и свободное развитие. Конечно, хорошо, если человек может самосовершенствоваться и достигать высот в этом процессе. Но даже тот, кто в силу природных, социальных или культурных причин на это не способен, заслуживает признания. Тот, кто попал в тяжёлые жизненные условия, заслуживает сострадания. Классическая русская литература – это проповедь сострадания к «маленькому человеку», проповедь любви к униженным и оскорблённым. И это, конечно, всемирно признанный её гуманизм.
Сегодня такого рода гуманизм воплощён в известной «Декларации прав человека», принятой Организацией Объединённых Наций в 1949 г. и признающей за каждым человеком ряд неотъемлемых прав: на здоровье, безопасность, получение образования, свободу волеизъявления, на достойную жизнь и т.д. После 1949 г. ряд международных организаций (в частности, Европейское сообщество) приняли документы, которые дополнили перечень индивидуальных и групповых, гражданских, социальных, культурных прав человека.
Значит, дело не в том, каких высот в развитии достиг тот или иной человек, каких взглядов он придерживается. Дело не в выстраивании разных культур в определённую шкалу с точки зрения так или иначе понятого уровня их развития — а ведь человек обладает индивидуальной идентичностью постольку, поскольку он включён в ту или иную культуру. Каждый человек и каждая культура имеет право на уважение и защиту.
Всё это действительно важно. Несомненно, принятие «Декларации прав человека» было серьёзной вехой в социальной и культурной истории человечества, в истории воплощения гуманистических идеалов.
Но в связи с этим возникают непростые проблемы.
Прежде всего нужно обратить внимание на то, что в современных условиях, когда разные культуры пришли к теснейшему взаимодействию, а иногда и к столкновению друг с другом (разные культуры взаимодействовали всегда, но сегодня, в условиях глобализации, уровень этого взаимодействия особенно высок, а степень взаимодействия весьма интенсивна), становится ясным, что между разными правами существуют непростые взаимоотношения: осуществление некоторых из них в ряде случаев сталкивается с попранием других. Так, например, право индивида на свободное передвижение может вступать в противоречие с правом той или иной культуры на защиту – это обстоятельство в частности породило серьёзные проблемы в современной Европе. В данном случае сам по себе гуманистический идеал не определяет конкретный способ решения жизненной проблемы. А ведь она исключительно остра: человек не существует вне культуры, и разрушение той или иной культуры – это также и конец человека определённого типа.
Вот ещё одна проблема, с этим связанная.
В Англии, Франции, Германии, США и других странах западной культуры существуют сегодня устойчивые сообщества представителей не европейских культур, имеющих такие представления о правах человека и гуманизме, которые весьма отличны от общепризнанных в странах их нынешнего проживания. В соответствии с господствующими сегодня представлениями о толерантности (считается, что толерантность – реализация одной из важных сторон гуманистического идеала) эти отличные от западных системы ценностей должны уважаться. Но не означает ли это, что в ряде случаев мы, руководствуясь гуманистическими соображениями, вынуждены уважать совсем не-гуманные ценности?
До недавних пор было признано, что практика взаимоотношений между живущими рядом представителями разных культур должна руководствоваться принципом мульти-культурализма. Одно из распространённых его толкований состоит в следующем.
Другая культура должна уважаться, но её невозможно понять извне и с ней нельзя взаимодействовать. Согласно этому пониманию культуры несоизмеримы. Разные культуры не соприкасаются друг с другом, так как существуют как бы в разных мирах. Вместе с тем не существует привилегированной системы взглядов и ценностей. Единственным исключением является идея о том, что все человеческие существа независимо от расы, пола и национальности имеют одинаковые права на физическую жизнь и культурное развитие.
Этой трактовке соответствует определённая практика. Люди, принадлежащие к иной культуре, чем культура страны их проживания, по сути дела живут в некоем культурном гетто. Формально они имеют те же права, что и все остальные жители данной страны. Но реально они не могут воспользоваться этими правами, так как не приняты господствующей культурой, не интегрированы в неё, не имеют возможности получить такое же образование, как представители господствующей культуры, и поэтому не могут занять достойного положения в обществе. Поэтому все разговоры об уважении каждой культуры и принадлежащих к ней людей оказываются на практике лицемерием, прикрывающим самое не-гуманное положение дел. Подобная ситуация, естественно, не может устроить обитателей культурных гетто, и они восстают против неё, восставая в то же время против культуры приютившей их страны. Простого сосуществования разных культур не получается. На практике каждая культура пытается навязать остальным свою систему культурных смыслов и ценностей. Поэтому не случайны недавние признания лидеров Франции и Германии в том, что практика мульти-культурализма в том виде, как он практиковался до недавних пор, провалилась. Лежащая в основе так понятого мульти-культурализма идея культурного релятивизма и релятивистского понимания гуманизма оказалась не просто не работающей, но в реальности отрицающей принципы гуманизма.
Тогда как же относиться к гуманизму сегодня? Имеет ли он какой-то смысл в современном мире насилия, жестокости, циничного расчёта, конфликта разных культурных смыслов и ценностей?
Предшествующие рассуждения должны были показать, что отказ от гуманизма в той или иной форме- в виде ли идеи «трансгуманизма» или же в виде попыток навязать в качестве всеобщей какую-то единственную систему ценностей и смыслов — приводят к краху как человека, так и человечества. Сегодня это стало более очевидным, чем когда бы то ни было.
Это не означает, что идеал гуманизма не нуждается в современной интерпретации, которая принимает во внимание сегодняшние реалии и в то же время выявляет непростые взаимоотношения между разными компонентами этого идеала, делающими возможными появление негуманных следствий при вроде бы вполне гуманных намерениях.
Нужно сказать, что исторически культ индивидуальности как неотъемлемая черта гуманистического идеала нередко толковался в духе автономии и «самозамкнутости» индивида. Это характерная черта европейской культуры в течение нескольких столетий, повлиявшая и на развитие философии, и наук о человеке — Ю. Хабермас считает, что всю европейскую философию Нового времени можно понять как философию индивидуального самосознания. Сегодня ясна ущербность и даже опасность такого понимания. Человек должен быть осмыслен как необходимо включённый в систему отношений с другими в рамках социальных и культурных общностей и как не существующий вне этой системы. А эти отношения строятся не только под углом зрения прав отдельного индивида, т.е. с точки зрения того, что другие должны делать по отношению к нему, но также в контексте его обязанностей по отношению к другим и к той или иной коллективной общности, т.е. того, что он должен делать для других.
Между прочим, это касается истории интерпретации прав человека. Когда в 1949 г. была принята «Декларация прав человека», главный упор был сделан на права индивида. Этот акцент соответствовал европейской традиции понимания таких прав. Но вскоре выяснилось, что представления об этих правах в неевропейских культурах существенно отличаются от тех, которые легли в основание «Декларации». Во многих культурах такого рода подчеркиваются прежде всего обязанности человека по отношению к государству, семье, старшим. Права вытекают их этих обязанностей: например, права старших по отношению к младшим как следствие обязанностей первых перед вторыми, так же, как и права младших, вытекающие из обязанностей старших, обязанности подданных по отношению к государству и вытекающие из этого их права на государственную защиту (т.е. обязанности государства в отношении подданных) и т.д. Главная же особенностей таких представлений о правах и обязанностях связана с иным, отличным от европейской традиции пониманием человека, его личности, степени его автономности и свободы, его включённости в социальные структуры.
Какой вывод следует из этого обстоятельства?
Дело не в том, что способ включённости индивида в социальные структуры, характерный для неевропейских обществ, следует признать универсальным. И не в том, что обязанности должны всегда превалировать над индивидуальными правами. То и другое должно сочетаться. Дело в действительности в другом: в признании того важнейшего факта, что не только индивид нуждается в защите, но и те коллективные (социальные и культурные) общности, к которым он принадлежит и без которых он невозможен. Понимание этого выразилось в принятии после 1949 г. ряда дополнений к «Декларации», в которых речь шла уже о защите прав коллективных общностей (в отношении которых у индивида существуют обязанности).
И в понимании свободы как неотъемлемого компонента гуманистического идеала должны быть сделаны новые акценты. Ранее достижение свободы обычно связывалось с преодолением внешних ограничений человеческой деятельности – со стороны природного и социального окружения. Это приводило, с одной стороны, к идее покорения природы, использования её в интересах человека, контролирования естественных процессов. Но та же конструктивно — проективная установка применялась и по отношению к социальным процессам. Считалось, что «гуманизация» общественных отношений связана с их рационализацией, позволяющей контролировать процессы в обществе и конструировать новые формы человеческих взаимоотношений и даже новые типы людей .
Сегодня ясно, что такого рода понимание человека и его отношений к природе и обществу ведёт к тупику. Идея «покорения природы» привела к экологическому кризису, идея тотальной рационализации меж-человеческих отношений к отчуждению человека от государственной машины.
Приходится признать, что отношения с природой должны строиться по образцу своеобразного диалога (идея ко-эволюции природы и общества) и что идея мульти-культурализма может иметь смысл только в том случае, если взаимоотношения разных культур мыслятся не как простое сосуществование не взаимодействующих между собою коллективных общностей, а именно как их диалог.
Особенность диалога в том, что в его результате разные культуры и включённые в них люди не консервируются, не застывают в имеющихся у них особенностях, а могут развиваться, т.е. изменяться в определённых отношениях. Уважение к другому человеку и к другой культуре выражается в том, что они не просто принимаются как некая существующая данность, а включаются в заинтересованный диалог.
Диалог предполагает учёт точки зрения другого участника. Это не значит некритическое принятие чужой позиции. А только то, что в иной культуре, в другой системе ценностей не обязательно видеть нечто враждебное, в ней можно видеть что-то, что может помочь в решении неких общих проблем. В таком диалоге не только отдельные люди, но и культуры могут развить собственную самоидентичность.
В этой связи я хочу сделать два разъяснения.
Первое. Культуры в целом не могут вступать в диалог. «Диалог культур» — метафора. Только отдельные люди, группы, сообщества, социальные учреждения могут быть участниками подобного диалога.
Второе. Диалог как правило ведётся не относительно систем ценностей, принципиальных представлений о мире или религиозных догматах. Ибо всё это конституирует культурную идентичность и лежит в основе идентичности индивидов, принадлежащих к разным культурам. Поэтому если культура не разрушает сама себя (а это иногда случается), её базовые ценности не обсуждаются в этом процессе. Например, невозможно вести диалог по поводу религиозных взглядов, которые могут быть связаны с культурной самоидентичностью. Если какая-то религия допускает возможность обсуждения своих догматов с внешней ей позиции (позиций атеистических или позиций иной религии), она теряет право на дальнейшее существование.
Диалог между разными культурами возможен и может быть плодотворен в контексте решения определённых практических проблем и в связи с пониманием этих проблем и предлагаемых способов их решения с точки зрения разных ценностей и представлений о мире. Каждая культура имеет собственную перспективу во взгляде на ту или иную проблему. Сравнение этих перспектив возможно и практически плодотворно. При этом способы решения тех или иных общих проблем, предлагаемые в рамках разных культурных перспектив могут быть не просто разными, но и отличными друг от друга с точки зрения их плодотворности в определённой ситуации. И эта плодотворность к тому же может по-разному оцениваться в связи с изменением ситуации.
Межчеловеческий и межкультурный диалог и есть важнейшая черта современного гуманизма.
Я хочу обратить внимание также на то, что компоненты гуманистического идеала находятся между собою в определённом равновесии, иногда хрупком. Культивирование одного из них в ущерб другим может вывести за пределы гуманизма.
Вот, например, ценности свободы и равенства. Не так давно у нас много писали о том, что идеал равенства устарел (упрекая при этом советскую власть в том, что она слишком большое внимание обращала на равенство), что главное для развития человеческих возможностей – это свобода. Но ведь свобода необходимо предполагает равенство людей в определённых отношениях. Это прежде всего равенство всех перед законом (равноправие), равенство в моральном смысле (нет «морали господ» и «морали рабов»). Наконец, человек может по-настоящему свободно развиваться только в том обществе, в котором существуют равные исходные социальные условия для развития. Если один человек родился в семье олигарха, а другой имеет малообеспеченных родителей, то ясно, что исходные социальные условия развития у двух детей будут различными. Первый ребёнок может поступить в хорошую школу и престижный вуз, а затем занять привилегированное положение в обществе, а вот второй, даже в том случае, если он не уступает первому по природным задаткам и трудолюбию, столкнётся с большими трудностями и в обучении, и в жизни. О какой же свободе развития можно говорить в данном случае? Но значит, подобное общество не может считаться гуманным.[3]
Конечно, равенство тоже должно пониматься определённым образом: как не мешающее свободе. Если оно практикуется, как всеобщее уравнивание, исключающее возможности индивидуального и оригинального развития, оно, очевидно, вступит в противоречие со свободой и приведёт к негуманным и даже анти-гуманным последствиям.
Это касается и других компонентов гуманистического идеала.
Так, например, справедливость может вступить в противоречие с милосердием ( первая может быть и довольно жестокой). Ценность ненасилия может оказаться в конфликте с ценностью защиты страны и людей — а это предполагает использование силы.
Развитие общественной жизни не уменьшает количество проблем, а увеличивает их число, социальная жизнь становится всё более сложной и рискованной. Те проблемы, которые были решены ранее (или казались решёнными) возникают вновь, и нередко в более острой форме. Мы должны трезво понимать, что в каждый данный момент и в данных конкретных обстоятельствах воплощение идеала гуманизма может быть только частичным. Моральная личность берёт на себя ответственность за эту неизбежную частичность его реализации. Но ориентация на гуманистический идеал – это единственная возможность сохранения человека и человечности. Об этом всегда писал Иван Тимофеевич Фролов.
В.А. Кутырев
НА ТОНУЩЕМ КОРАБЛЕ ГУМАНИЗМА…
Эволюционирующее человечество можно уподобить флотилии плотов, лодок и кораблей разной величины и устройства, плывущих в (ни)куда-то под разными флагами. Передовой корабль этой флотилии, громадный, сложный, многопалубный, более трехсот лет плывет под флагом гуманизма. На флаге золотыми буквами написано: Человек. «Все во имя человека, всё для блага человека!» – это лозунг не только коммунизма, который (не)долго строили, но, по сути, всей нововременной цивилизации, эпохи, наступившей после Средневековья, в котором жили «ради Бога». Сначала идеал всестороннего и гармоничного развития личности, потом богатство, комфорт и свобода как отказ от служения чему-либо Высшему стали последней высшей целью пассажиров этого корабля. С возникновением общества потребления, казалось, что люди, конечно, не все, но на верхних палубах определённо, попали в Гуманистический Рай.
И вот в конце ХХ — начале ХХI века – перелом, разрыв с этой великой эпохой. Рай возникает, но какой-то другой. Все громче слышны голоса о кризисе гуманизма, его конце и катастрофе. Впервые не шепотом, а вслух об этом, как известно, сказали структуралисты, объявив, что «человек» изобретение недавнее и он/о скоро исчезнет как рисунок на песке морского берега (М. Фуко). Наследник структурализма, пост-структурализм довел идею заката гуманизма до логического конца, провозгласив «смерть человека» вообще. Но это все-таки были косвенные, абстрактно-теоретические, как бы посторонние сигналы. Их почти не воспринимали: «постмодернизм». Они плохо доходили до представителей остальной, более чем двух тысячелетней исторической метафизики, тем более не затрагивали собственно гуманистическое мировоззрение и обыкновенных, не теоретизирующих людей. Которые продолжа(ли)ют считать гуманизм смысловой вершиной в развитии человеческого духа, выдвигая лишь, с учетом времени, задачу его совершенствования в духе идей так называемого нового (реального) гуманизма (И.Фролов).
Настоящий отказ от гуманизма происходит только сейчас, со становлением информационного общества, практической эксплуатацией микро и мегамиров и распространением высоких = постчеловеческих технологий. В контексте принятия постмодернизма в качестве нормы философствования. По мере того как корабль гуманизма входил в эти техногенные воды и перед ним открывались невиданные перспективы воздействия наряду с природой на самого человека, он стал терять своих пассажиров. Более того, его начали покидать члены команды. Ряды гуманистов редеют, молодое поколение теоретиков in toto отказывается от земли и моря, записываясь в очередь на виртуальные и космические путешествия. Остающиеся на корабле твердые приверженцы гуманизма попадают в стан консерваторов и традиционалистов, а скоро, вот-вот и реакционеров, они посылают сигналы sos, но им никто не спешит на помощь. Философско-теоретическое сообщество, оглушаемое известиями о последних новейших достижениях технонауки, возможностях «улучшения» человека, а может, ради его блага, и уничтожения, дабы заменить чем-то другим, более совершенным – их не слышит.
С увеличением числа ситуаций, в которых человек перестает быть субъектом, превращаясь в фактор технологии и агента сетей, опирающаяся на традиционную метафизику «гуманитарная парадигма» начала размываться. Пошли толки о «симметричной антропологии» как равенстве вещей и людей (Бруно Латур), о «конце человеческой исключительности» (Ж. М. Шеффер) и т.п. В умах наиболее легко-мыслящи(енны)х и «безрефлексивных» теоретиков она уже рухнула. Притом речь идет не о гуманизме как мировоззрении, возникшем в эпоху Возрождения, когда человек занял место Бога в качестве высшей ценности бытия. И не о критике гуманизма с религиозных или экзистенциалистских позиций. Вернее, не только об этом. Наряду с отказом человеку в статусе субъекта, цели и смысла развития общества (собственно гуманистическое мировоззрение), речь пошла об его замене как сущего. Чем-то другим. Об отказе от человека, каким он был до сих пор. Которого, т.е. нас, ныне существующих на Земле людей больше нельзя считать ни вершиной эволюции, ни целью своей собственной деятельности. Он/мы, скорее, материал для изменений и дальнейшего продвижения к какой-то высшей форме бытия. Человек может, должен, будет сознательно и целенаправленно улучшаться, радикально повысив свои физические силы и умственные возможности, ликвидировав болезни, старение и смерть. И, в конце концов, достигнет бессмертия. Ради этой великой цели надо перестать бояться «перестать человеком», наоборот, преодолев его, превратиться в некое «более совершенное существо».
Эта критическая по отношению к гуманизму, а, в сущности, антигуманистическая идеология Human enhancement («расширения», улучшения человека) к началу ХХI века нашла, как известно, свое позитивное выражение в феномене трансгуманизма. Нет необходимости пересказывать все его обещания, прельщения и соблазны, особенно тем же бессмертием. Конечным идеалом трансгуманизма являются теории не просто улучшения существующего человека, добавления ему рук, ног или других органов, а его изначального «(пере)конструирования», создания фактически постчеловека, вплоть до disigner baby – ребёнка, который бы изготавливался согласно техническому проекту (то есть как раз не (р)ебёнка), что отражает реально идущие технологические работы по биофизической трансформации млекопитающего вида Homo sapiens как такового. Да много, много, непрерывно множащихся вариантов того, что будет после человека, хотя у них есть и названия: нелюди, людены, трансхьюманы и т.п., которые вовсе не обязательно будут естественными и живыми. Он могут/будут функционировать на иной субстратной основе, например, кремнии, быть автотрофными, с искусственным телом и математическим интеллектом.
Переход к ним неизбежен, потому что параметры человека начали ограничивать возможности дальнейшего развития цивилизации. Гуманизм, то есть ценностный антропоцентризм становится тормозом этого процесса. Прогресс техники посылает заказ на то, чтобы не технику подгонять под человека, а человека под ее всё нарастающие возможности. Он требует «переступить через человека», традиционного Homo sapiens, толкая к созданию нового мыслящего сущ(вещ)ества или нейро-коммуникационного комплекса и т.п. нечто. Технократы изощряются в вариантах преодоления ограниченности человека и трансгуманизм – прямой вызов ему, его идентичности, как(ую)ого мы знаем, какими в темпах природы развивались тысячи лет или какими нас, Адама и Еву, сотворил Бог (старый «биокон»), сказав: «Это хорошо».
Таким образом, собственно говоря, мы имеем дело с кризисом не гуманизма, а антропологизма и речь идет о замене людей тем, что обычно называли роботами. Пресловутый трансгуманизм – это трансантропологизм, транс-гомо-низм, а если учитывать обе тенденции: отказ от гуманизма как ценности и как антропологизма, да и ради благозвучия, то это трансгоманизм. Отказ от человека как Genus Homo, Homo vitae sapies , просто sapiens в пользу e-Homo, Гомутера, Кибернавта и т.п. Совсем смелые, наиболее последовательные и без(д)умные говорят уже о трансвитализме, т.е. преодолении жизни на Земле и ликвидации традиционных, исторически возникших на ней живых существ как наилучшем способе решения всех наших, прежде всего, экологических(!?) проблем. Нет человека – нет проблем, это все-таки мало. Не будет живого – тогда и наступит настоящая жизнь[4].
Под давлением подобных проектов преодоления человека и всего живого, начали колебаться ключевые фигуры, стоящие на капитанском мостике человеческого корабля, наследники знамени «реального гуманизма», как он мыслился в ХХ веке. «Для тех, кто связывает будущее с проектами технологической модификации человека, – пишет главный редактор журнала «Человек», член-корреспондент РАН Б.Г. Юдин, – традиционный гуманизм оказывается слишком узкой платформой: свою позицию они характеризуют как трансгуманизм. И пока трудно судить, является ли трансгуманизм развитием, современной фазой гуманизма, либо же с позиций трансгуманизма, привычный нам гуманизм должен быть вообще отброшен как нечто архаичное»[5].
Когда произносились эти слова феномен трансгуманизма в самом деле было трудно квалифицировать. Сейчас, наблюдая агрессивное развертывание данного направления деятельности и мысли, ничего трудного в его оценке не остается. Трансг(у)оманизм есть прямое отрицание человека и его идеологического выражения – гуманистического мировоззрения, о чём недвусмысленно заявляют его адепты и говорит само название направления: транс = после, сквозь, через. Как новая, приходящая на смену гуманизму идеология, он благословляет превращение человека в фактор технического прогресса, его, в конечном счете, поглощение им. Ну, приставите вы себе третью руку, любой второй член или чип в мозг, однако поскольку «прогресс не остановишь», то адепты следующей технологической волны сочтут это недостаточным. Они предложат поставить другие, более мощные: руку-член-чип, дабы вновь усовершенствовать то, что казалось хорошо на предыдущей стадии техноэволюции. И т.д., по пути самоде(ре)конструкции. По дороге в ад (The Road to Hell), как поет об этом знаменитый рок-музыкант Крис Ри (Chris Rea).
Отказ от гуманитарной парадигмы есть проявление той самой антропологической катастрофы, которая ещё недавно мыслилась как нечто чудовищное, ею пугали, а теперь приходит «на голубиных лапках» и всё большим числом людей, в том числе инерционно считающих себя гуманистами, приветствуется. В общефилософском плане она коррелирует, точнее, является частью идеологии постмодернизма, трансформирующегося в трансмодернизм. Пост(транс)модернизм в целом суть отражение происходящей на глазах всех, кто хочет видеть, замены естественной, макро, вещно-предметной и живой среды нашего бытия искусственной, информационно-виртуально-коммуникационной, мега (космо) и микро (нано) технологической реальностью. Трансгоманизм – идеология самоотрицания жизненного мира человека и самого его. Как фазис и продолжение постмодернизма, который сначала решительно отвергали, а потом, на передовых рубежах бездумия, почти безоговорочно приняли, он в настоящее время находится в процессе такого при(н)ятия.
Открытые, «без самообмана» выразители трансгоманизма – это люди, чьё сознание похищено силами Иного, оно больше не воспроизводит их жизненную реальность, а стало орудием саморазвития техники. В философии, это чаще всего представители технонауки, понимающие первую как обобщённый пересказ достижений и перспектив последней. Сциентисты, технократы, футурологи, космисты, начиная с «русского», их сознание озабочено вопросами «как нам обустроить Вселенную». А поскольку во Вселенной жизни не найдено, они ликвидируют ее и на Земле, заполняя свой естественный дом теоретически и предметно изобретаемыми артефактами по образу и подобию безжизненного космоса. Люди рассудка, не доросшие до разума. По отношению к кораблю гуманизма они пираты, берущие его на абордаж. Если в быту эти людоделы могут быть вполне симпатичными, обычно молодыми, то в рассуждениях о судьбе людей, а нередко и в профессиональных занятиях, они становятся людоедами. Врагами всего живого.
Но вот новое явление: трансгуманизм, эту, по известным словам Ф. Фукуямы, самую опасную идею ХХ века, начали приветствовать философы, знающие традицию, явные или неявные, хотя бы в силу самих представлений о назначении философии – гуманисты. Перерождаются. Да еще как, с телячьим восторгом: «Трансгуманизм спасет мир» – под таким заголовком пропагандирует его, например, профессор философского факультета МГУ А. Ашкеров[6]. Как обычно бывает при поверхно-презентистском мышлении, корни нового явления ищутся и, естественно, находят у фараонов или раньше, ab ovo: «Трансгуманизм – это то, что отличало человечество всегда… человек – это конгломерат живого и мертвого, все более сложный, растущий вместе с агрегированием в себя мертвого, впитыванием в себя мертвого, а не только с отделением от него.[7] Как видим, под киб-орг-изацию, под внедрение в человека программирующих его поведение чипов и замену некими монструазными биотехническими конструктами подводится общефилософская историческая база. И вместо «высокого человеческого соприкосновения», на что надеялся И.Т Фролов, на переднем крае новационного развития Большой Брат, Големы и Франкенштейны, превращающие людей в свою обслугу. Трансгуманизм – их/ее идеология, в которой гуманизм, соответственно, дискредитируется: «Гуманизм превращает человека в арену экспериментов (!?- В.К.)… помещает человека в сеть абстракций и человек, как муха пойманная пауком, запутывается в этой сети».[8] Сказать тут нечего (no comment). Потому что сознание таких теоретиков переформатировано силами «Иного» уже на бессознательном уровне и никакая логика, призывы к самосохранению им не указ. Ими овладела воля к небытию, к превращению в питательный бульон для «Матрицы» и они будут писать все что угодно, вплоть до явного абсурда, лишь бы оправдать (само)убийство существующего вида Homo sapiens.
Есть, однако, и глубокомысленные авторы, кто, желая следовать по пути прогресса, не хотят «сдавать человека», совсем отказываться от гуманитарной парадигмы. А хотят, учитывая новые веяния, её усовершенствовать, предлагая сделать это через «сдвиг» в классических метафизических представлениях о мире и гуманизме. Притом, критически относясь к постмодернистской деконструкции тысячелетней культуры человечества, ликвидации в нём субъекта, автора, логоса, замене общения коммуникацией. Как типичных носителей идеи такого сдвига, пожалуй, наиболее известных в российской философии, можно назвать М. Н. Эпштейна и Г.Л. Тульчинского. В их работах удивительным образом сочетаются безоговорочное принятие техницизма, любых его, в том числе самых антигуманных тенденций, с попытками предложить решения, ввести понятия, которые как бы позволили сохранить человека. Они хотят быть техницистами и гуманистами вместе, в одном флаконе. В результате, к сожалению, мы имеем именно «как бы», маскировку негативного тренда нашей цивилизации, сглаживание скрытого фальшивым блеском и патологическим богатством трагизма современного положения человечества, его убаюкивание перед фактом происходящей антропологической катастрофы.
… И, как следствие двойственности такого подхода, глубокие, прикрытые паутиной слов, внутренние противоречия. Особенно, чувствуется, между типом, настрое/ни/м собственной личности и проповедуемыми концепциями. «Куда мы несёмся в ХХI веке, смятенные и подавленные, утратив уверенность всех прежних идейных направлений, но подхваченные небывалым техническим вихрем? Мне кажется, мы движемся на тот свет. Как вслед за Старым Светом был открыт и обжит Новый, так теперь мы переселяемся с Этого света на Тот свет, только не замечаем этого»[9] – так драматично оценивает М.Эпштейн складывающуюся ситуацию. И тут же развивает идеи отказа от предметной реальности, предлагая заменить её потенциализмом, высшее состояние которого – Ничто, а происходящее фактическое осуществление – виртуализация нашего бытия. Отказывается от гуманизма, заменяя его гуманологией, суть которой в том, что живой человек уравнивается с бестелесным разумом.
Чутко следящий за техническими достижениями, он предвкушает время, когда «то, что традиционно понимается под субъектом, растворится в информационных потоках, в электронных сетях. Самоуправляемые компьютерные программы, как тютчевские «демоны глухие», будут вести беседу между собой… Грамматология, помноженная на мощь электронных и нано технологий, представляет человека как исчезающий субъект в грядущем мире машин письма»[10]. Потом, как бы одумавшись, выдвигает против грамматологии, лишающей человека эмпирической субъектности, скрипторику, в которой субъектность «возвращается». Возвращается, но так, чтобы лучше не возвращалась: «на уровне сверхэмпирического субъекта», то есть без индивидуального, живого человека. Вот перспектива, если сущее приравнивать к должному, лишая человека минимальной возможности влияния на происходящее, не говоря о выборе и «свободе» (кавычки потому, что технонаучная философия от идеалов свободы человека категорически отреклась; бедные, беспамятные либералы, вспоминать о ней – удел реакционеров).
В конце концов, эти метания то «за», то «против» человека кончаются предложением ему исчезнуть, умереть, правда «творчески», послужив основой для некого нового небелкового интеллекта. «Лучшее, на что может надеяться человек как биологическая форма разума, – это на свою внутреннюю технизацию, которая дополнит технизацию и роботизацию всего социума. Биологически несовершенные органы все более будут заменяться искусственными, нестареющими…»[11]. Вот и вся тайна гуманологии и т.п. конструктивно-проективного «сдвига гуманитарной парадигмы». Сдвинуться или уже «сдвинулись» – все в тот же трансгоманизм. В Инобытие. Для собственно человека как специфической формы Сущего – в Никуда.
Г.Л. Тульчинский заботится о перспективах гуманитарной культуры, энергетике творчества, хвалит телесную, «хаптическую» эпистемологию и одновременно заменяет антропологию персонологией, в которой эмпирический телесный человек исчезает, вместо него будет некий концепт из «свободной духовности». Но о таких концептах (применительно к человеку «персона(жа)х»!), как раз и шла речь в будто бы отвергаемом им постмодернизме. В конце концов, он приходит к обоснованию «несущественности антропоморфности, человеческого. Можно считать, что современная культура расчеловечивает – и слава Богу! Причём в буквальном смысле. Это расчеловечивание открывает важность постчеловечности, позволяет за тремя соснами увидеть лес и путь в нём»[12]. Лес технопарков вместо парков и путь к «гуманитарной парадигме без человека». Другими словами, человек в ней не предполагается не только как центр и носитель смысла своего развития (гуманизм), а исчезает и как элемент, «человеческий фактор» технического прогресса. «Проективный сдвиг», аналогичный по последствиям, как у М.Н. Эпштейна,
Казалось бы, в философии или, по крайней мере, в философской антропологии все эти прямые и косвенные призывы к отказу от людей и их самих от жизни, лозунги «расчеловечивания человека» должны были вызвать скандал, исторгнуть крики негодования, обвинения в антропофагии и отступничестве. Отрицающих человека авторов, отлучили от гуманизма, а кто сам отказался от него, предали анафеме. Хотя бы внутри цеховой. Шутка ли: геноцид отдельных наций и народов преследуется, а тут призывы и планы ликвидации самого человечества! Но ничего не произошло. Напротив, вполне благожелательные, даже почтительные комментарии. Трансгоманизм становится модой не только у техногенных зомби, но в самой философии. На корабль напали пираты, в команде бунт, а на капитанском мостике анестезированное спокойствие. Человека сдают без боя, его никто не защищает. Безболезненный переход «в свое другое». При подобном поведении мы не будем знать, когда нас не будет.
Справедливости ради надо отметить, что небольшое движение против самообмана и непосредственно «трансгуманистического движения», в философской антропологии все-таки обозначилось. Но авторов, решившихся противодействовать ему, можно перечесть по пальцам. Одним из первых среди стоящих на капитанском мостике ее авторитетов тревогу (наконец-то!) забил П.С. Гуревич, посвятив этой проблеме серию статей[13]. «Не показывая пальцем», в них он фактически показал, что гуманология и персонология как идеология «новых гуманоидов» – это тоже трансгуманизм, только в своеобразной упаковке. Однако последователей у него среди VIP-представителей философской антропологии пока не видно. По-видимому, можно констатировать, что толки о «радикальном преображении человека», «бессмертии» или о «творческом исчезновении» и сдвиге гуманитарной парадигмы скрывают суть дела от многих самих ее носителей. Разница только в том, что в отличие от узких специалистов они обременены общей культурой и философской традицией. Не могут «просто так», в виде рефлекса технического прогресса отказаться от человека, сведя его к материалу для манипуляций, как делают ограниченные профессионалы, думающие за пределами своих занятий не дальше хода Е-2 – Е-4. Глубокомысленные философы делают это сложно, с «рефлексией», выстраивая самоценные, высокие и утончённые теоретические конструкции. В отличие от открытых трубадуров трансгоманной антропологической катастрофы, они разрабатывают её «поэтику», «поэтику устранения» как особую философию собственной, как представителей человеческого рода и вида, бессознательной смерти. Чтобы мы не знали, когда нас не будет. Философия вырождения, специалисты по эвтаназии… И прогрессивные, творческие, новационные мыслители, находящиеся на main streem современной информационной цивилизации. Носители её мировоззрения. За ними «настоящее будущее», сила и потентность, потому что они выражают тенденции её превращения в «Матрицу». Это не их произвол, они добросовестно подтверждают знаменитый тезис Маркса: бытие определяет сознание. И что в таком качестве человек перестает быть субъектом. Личностью.
Но не все. Даже в предвидениях О. Хаксли и Д. Оруэлла, во всё более правдоподобных голливудских футуристических фильмах, всегда были, есть герои или группы отсталых от движения в про-пасть небытия людей, желающих сохранить себя «как есть», быть телесными, чувствующими, мужчинами и женщинами, любить жизнь, природу и друг друга. Или какие-то анклавы земной, не виртуальной жизни, «антропоморфные миры». В некоторых случаях допускается параллельное существование разных онтологически возможных миров. Их жители скрываются, уходят в подполье, в леса и пещеры или ведётся открытая «борьба миров» за своё существование. Традиционный человек, находясь среди зомби, в информационно-коммуникационном, виртуальном окружении, тоже нуждается в идеологии и философии. В гуманитарной парадигме, которая бы учитывала новые реалии, однако не «снимала» его, превращая в питательный бульон для постчеловеческой реальности, а считала самоцелью и вела по пути выживания.
Такая философия должна быть ориентирована не вообще, слепо против прогресса, но как говорил А. Печчеи, против слепого прогресса. Видя, и открыто признавая его противоречивый, в главных тенденциях теперь трагический для Homo vitae sapiens характер. Ища в нём тенденции, держась которых можно было бы продлиться. В современных условиях она может быть только археоавангардной, т.е. консервативной и одновременно опирающейся на возможности сохранения человека во взаимодействии с этими новыми постчеловеческими мирами. Притом динамически консервативной, или другими словами, речь должна идти о таком развитии, когда развивающаяся система сохраняла бы свою устойчивость, т. е. себя. Это и есть «устойчивое развитие», которое, провозгласив, извращают до противоположности, утверждая, что надо стремиться к максимально быстрому, «новационному» развитию. А идеал трансновационизма – когда всё существует для того, чтобы скорее исчезнуть, замениться чем-то новым. И опять транс, опять новым – в дурную бесконечность. Иногда, правда, ее «останавливают», превращая в некие «бесконечные информационные поля» или «разумные ландшафты», где прогресс ус-пока(о)ивается[14]. А говорили: «не остановишь». Как видим, останавливают, лишь бы не на человеке и его феноменологическом мире. К тому же, если всё информация и разум (бессмертные?), то это – Бог, если всё поля и ландшафты, то это – Материя. Вечное возвращение.
Итак, констатация исторически свершающихся фактов (ничего личного): нано-микро и мега-космо миры, искусственное и виртуальное захватывают Землю, заставляя их творцов и представителей, особенно технологистов, работать над собственной смертью и про(ис)поведовать ее. Парадигмальным становится мировоззрение «пост» и «транс», переступающее через людей, оставляя их за бортом бытия. Исчезнуть – такова, по сути деятельности, глобальная цель современного человечества. Ее носители, (само)убийцы человека демонстрируют возрастающую агрессивность. Что делать? Да Бог им, технократам и потребителям, этой без(д)умно про(транс)грессирующей цивилизации, её идеологии и философии, Судья. Они не ведают, что творят. Но не все. Есть и те, кто пытается бороться. Всё конечно – да, и всё – проявление вечного. Ответственные (и) думающие люди должны выступать за у(под)держание сущего, спасая хотя бы честь человека как Мыслящего на Земле Существа. Чтобы можно сказать: Разум на ней возможен, долгое время был и в принципе, как природа в «Красной книге» – сохраняется. Но настало время экологии человеческого Разума. Окончательно этот подход можно резюмировать напоминанием притчи о двух, попавших в горшок с молоком лягушках: одна сложила лапки и утонула, другая, оптимистка, билась и получила масло. Она выпрыгнула. Человечество попало в положение отдельного индивида, который знает о своей смертности и несмотря на это, противостоит ей. «По бытию» (не редуцируя его к одной из своих сублимированных форм – знанию), мы, кто продолжает чувствовать себя живым, должны быть консерваторами («биоконами»), жить и смеяться как дети, посетители тренажерных залов и косметических салонов. Вопреки перспективе.
Нужна философия сопротивления!
* * *
На трудном пути человечества к расцвету и самоотрицанию (падение всегда начинается с вершины) с большей или меньшей определенностью можно усмотреть 5 этапов, 5 “де”: демифологизация, детеизация, деантропоморфизация, десубъектизация и, наконец, деантропологизация. Их не следует уподоблять отработанным, а потом сгоревшим в плотных слоях прогресса ступеням ракеты — все они есть и сейчас, тем не менее, в этой последовательности выражается вектор сублимации чувственно-непосредственного отношения человека к миру в опосредованно-информационное, вытеснение материального виртуальным, бытия сознанием. Дойдя до пункта, с которого явственно виден обрыв пути развития традиционного человека, важно в этом признаться самим себе и искать спасительные направления приложения усилий к самосохранению. “Возвратиться к истокам”, призывал М. Хайдеггер, первым, как никто, почувствовавший близость конца человеческой истории. Этот призыв много и с удовольствием повторяют, но главный, вытекающий отсюда вывод делать опасаются: согласившись с его правотой, надо соглашаться с необходимостью великого консервативного поворота всей идеологии и философии при условии, что она ещё хочет оставаться собственно человеческой.
Прямое возвращение к истокам, к “океану”, из которого мы все вышли, задача очевидно утопическая, но определённое движение по боковым и обводным путям вполне возможно. Пусть вопреки течению. Особенно к этапам, близким современности, не исчерпавшим себя и при соответствующей поддержке, их потенциала хватит надолго. Тот, кто помнит своё детство и сохраняет душевную молодость, живёт дольше и здоровее. Хотя вопреки времени. Консервативный поворот нельзя произвести путем смены “де” на “ре”, необходима ревизия всей истории человеческой мысли, с целью выявления в ней установок, заделов и воззрений, на которые можно опереться, исходя из принципиально новой, ставшей в конце II тысячелетия проблемы: Выживание. По многим параметрам нужна радикальная переоценка значения вклада в культуру тех или иных её творцов. Некоторые “ре” полнее осуществимы в одном отношении, другие в другом, что касается антропологизма и онтологического статуса человека, этот рубеж нельзя отдавать ни в коем случае.
Наряду с Гёте и Хайдеггером как очевидными носителями феноменолого-антропологической картины мира, в фундамент консервативного философствования надо включить, по-видимому, ницшеанство и русскую философскую традицию. Ницше сознательно ставил цель преодолеть ограниченность доминирующего в западной культуре рационализма. Его обращение к досократической философии как эпохе нерасчлененности мысли и бытия, теоретического и поэтического языка, критика истощающей роли чистого интеллекта в жизни человека (“Познавший себя — собственный палач”, «трусы всегда умны») дали импульс всем, кто поддерживает права живого знания и цельность человеческого духа. Другими словами, даже специалист-интеллектуал, насколько он человек, нуждается в том, чтобы жить в мире как своем Доме, его ребенок представлялся ему не “мешком молекул”, а существом, которое он любит и любуется. Для этого надо защищать голубое небо жизни и культуры от его вытеснения черным космосом техники и цивилизации.
Русскую философию проблема сохранения целостности человеческого духа буквально мучила. В. Соловьев говорил о рационалистах, что они целуются с мертвыми скелетами, Свидригайлов у Ф.М. Достоевского уподобляет вечность, как она трактуется наукой, закоптелой бане с пауками по углам, П. Флоренский отмечает, что естествознание утратило масштаб, которым определяются прочие наши масштабы — самого человека. А.Ф. Лосев предпринял (раньше М. Хайдеггера) впечатляющую попытку реабилитации фундамента духовности и антропологизма — мифа, доказывая, что “все вещи нашего обыденного опыта — мифичны, и от того, что обычно называют мифом, они отличаются, может быть только несколько меньшей яркостью и меньшим интересом”[15]. Мифологична, по его мнению, и человеческая личность. Сама теоретическая наука в мировоззренческой ипостаси — миф. Продолжая эту традицию русской философии по защите человекоразмерного мира и как бы отвечая на крайности его сведения к знакам и информации, в современной литературе начали культивироваться воззрения, в которых мифом объявляется всё, в том числе — так получается, — и “знаки”. Получается, что даже «пустые знаки» = биты – миф. Не мифа – нет[16].
Известно, однако, кто слишком много доказывает, тот ничего не доказывает. На основании того, что самое абстрактное и искусственное изобретение связано с людьми, говорить о его мифологичности или антропоморфности похоже на то, как считать, что поскольку люди произошли от обезьян, то они навсегда остались обезьянами или что если при создании техники используется материал природы, то она является частью природы. В чём тогда содержание антропогенеза и экологического кризиса? Всё новое имеет причину в старом, но через какое-то время оно отпадает от старого и превращается в иное, часто противоположное, враждебное его породившему. Разделяя мотивы А.Ф. Лосева насчет трактовки вещей как мифа, с ней можно согласиться не дальше чем в плане признания их антропоморфности, т.е. неизбежно образного восприятия, считать же мифом научные теории и математические модели, по-видимому, ошибочно. Они изобретены человеком, но не мифологичны и не антропоморфны. Как наука больше не отождествляется с культурой, хотя вышла из нее. Небо и лес, дом и самолёт антропоморфны, а электрон, атом, квазары и галактики не антропоморфны: потому что это уже не образы, а концепты реальности. Концепты выходят за пределы её восприятия целостным человеком. Нагружая их образностью, ибо без неё человек плохо мыслит, мы получаем виртуальные по своей природе симулякры. Реальность постнеклассического знания – реальность симулякров как форм вещей без прототипов. Наука, особенно в стадии «техно», не только не миф и всё менее антропоморфна, она всё менее субъектна и антропологична.
Думается, что избежать потери антропологической идентичности и возвратиться к истокам и также другим, подпитывающим жизненные силы человечества ручьям и рекам бытия идя тем же самым метафизическим путем, но вспять, вряд ли возможно. “После Освенцима”, чем для метафизики стал постмодернизм, это не получится. Если получится, то совсем немного, не в главном. Через позитивизм и постмодернизм метафизика окончательно трансформировалась в технологическую мыследеятельность. Начав с разоблачения мифов и недоверия к нашим чувствам, она завершается отрицанием предметной природы и телесного человека. Квалифицировав вторичные качества как ложные, нас обманывающие, метафизика, приближаясь к методологизму, отказывается и от первичных качеств – материя умирает, её место занимают, выдвигаясь по логике телескопического стержня, «вещи сознания», структуры, язык, текст, информация. Мета-физика превращается в мета-информатику. И теперь, собственно философскую, удерживающую человека в бытии картину мира даёт феноменология. Но не гуссерлевская: не трансцендентальная, не априорная, не аксиоматическая. А реалистическая, апостериорная, эмпирическая. Антропологическая! Когда в качестве масштаба и границ существования вещей как феноменов берется их соразмерность человеку, его телесно-духовному континууму. Когда вещи, данные людям, “вещи для нас” — это феномены, благодаря которым бесконечно возможный мир является Домом. Феноменальный мир — наша реализация возможного. Проникая в постчеловеческие слои бытия, мы должны иметь место, куда, сняв оковы деятельности, можно прийти, чтобы жить. Дом надо укреплять, ремонтировать, отстаивая от посягательств его разрушителей как извне, так и от внутренних жучков-точильщиков, практических и идейных. Становясь учением о Доме, философия совпадает с экологией при её сущностной мировоззренческой трактовке. Феноменология и фундаментальная экология, составляя содержание консервативного философствования, выражают одну и ту же направленность на сохранение бытия с человеческим лицом. Это смысловое ядро идеологии выживания, актуальное для всех, кто озабочен судьбами людей на Земле и способен видеть дальше своего носа.
Реализм с человеческим лицом есть, говоря категориально, феноменологический реализм. Или реалистическая феноменология. В русле консервативного философствования он/она предполагает приоритетность жизненного мира в сравнении с миром науки. Контекст познания рассматривается как часть контекста бытия целостного человека. Только такой тип взаимодействия миров дает нам надежду на выживание. Научные шовинисты считают мир, где, например, с горки катится ребенок (обыденную картину мира — ОКМ) переходным звеном к формированию научной картины мира (НКМ), которая есть или будет истинной, существующей «на самом деле», в то время как жизненный мир есть иллюзия, следствие «фолк-психологии», которую надо преодолеть. Но знают ли они, куда катятся сами и на чём хотят остановиться? На “теле весом 70 кг”, “мешочке молекул”, “кручении пространства” или “формуле”, «цифрограмме»? При том, что формул и цифрограмм может быть много. Что из их знания для нас следует и какая из даваемых разными науками картин мира наиболее научная, наиболее истинная? Ответа нет или он абсурдный, ведущий к самоотрицанию того, кто спрашивает. Плюрализм может быть только предварительной теоретической установкой. При действии всегда надо что-то выбирать, а значит, отдавать приоритет, соотнося его со временем и ситуацией.
Рассуждая в русле консервативной философской парадигмы, мы должны признать, что существовавшая несколько тысяч лет птолемеевская модель Вселенной в обстоятельствах жизни охотников, земледельцев и скотоводов была вполне истинной. Она сменилась моделью Коперника с развитием промышленности, путешествий и мореплавания. В свою очередь в микро и мега-реальностях модель Коперника «неверна» – теряет свое значение. Так же как модель Птолемея, что дружно признают современные физики. Само представление о размерах солнца и где оно кончается достаточно условно. Если объект освещён прямыми солнечными лучами, то его можно считать “находящимся на солнце”. Загорая, мы, будучи на Земле, достигаем Солнца. Какие-то микробы и чья-то кожа при этом, сгорают, другие живут, не выходя на границы, где солнце начинается. Вопрос в степени удаленности от его геометрического центра, в температурной стойкости объекта. Эти соображения о феноменологической природе параметров той или иной формы бытия нужно учитывать, решая задачу нашего выживания.
В бесконечной Вселенной и при постулировании множества возможных миров выбор “истинного” определяется ценностно. Для людей “лучшим из миров” является тот, где они способны жить, поддерживая свою идентичность, то есть феноменологический. “Внутреннее обустройство” жизненного мира также обуславливается природой человека. Когда Эйнштейна спросили, всё ли можно описать методами науки, то он ответил, что можно, но не имеет смысла. “Это было бы изображением неадекватными средствами, как если бы изложить какую-либо симфонию Бетховена в виде кривой, выражающей давление воздуха”[17]. Феноменологический реализм как философия бытия с человеческим лицом считает приоритетным звуковое восприятие сочинений Л. Бетховена, хотя признает возможность их кодирования в виде графика, набора цифр, перевода в цвета и т.д. Границей манипуляции формами реальности является сохранение тождественности человека как целостного телесно-духовного существа.
Будучи философией Бытия, защищая его, консервативная философия не рассматривает развитие метафизики как “историю нескольких плохих идей”, которые надо отбросить. Всё имеет основания в характере обстоятельств. Стремясь к преодолению транс-агрессии трансгуманизма, а если шире – инонизма, она не уходит от проблем современности, новых и новейших способов деятельности. Напротив, консервативная философия хочет и идет им навстречу, чтобы опираться на них. В таком качестве её можно определить как явление археоавангарда. Из достижений технонауки берутся идеи, дающие теоретическое основание на существование человека и его мира: бифуркации, плюрализма, мультикультурализма, гипертекста, нелинейности процессов, множественности или даже бесконечности миров и уровней реальности, вечного возвращения и т.д. Обосновывается «право» на антропоцентристское воплот/щ/ение Возможностей Абсолюта. Другие идеи и виды деятельности, бросающие вызов идентичности людского рода, требуют жить по логике сопротивления. Отвечая на этот вызов, консервативная философия выживания должна исходить не из универсального эволюционизма, прогрессизма и трансгрессии, возгоняющих наше сущее в нечто иное или к какой-то абстрактной точке, а из установки на коэволюцию его разных субстратных форм. Это есть концепт полионтизма. Концепт полионтизма – это Единство во множестве, предполагающее синергийное существование миров «неслиянно и нераздельно», как в Троице, однако, не ограничиваемое базисным тринитарным минимумом бинарного мышления. С точки зрения генезиса ему соответствует не потенциалистский креационизм в виде возникновения из ничто, а принцип феноменологической манифестации бесконечно-вечного. В консервативно-полионтической редакции Книги Бытия сказано: «В Начале было Всё. И Всё было у Бога, и Всем был Бог».
И будет!
* * *
Sos… (save our soul), sos… (save our sex), sos… (save our self) … Люди, сохраняйте душу, тело и собственную идентичность. Не торопитесь топить свой корабль. Это(т) Ноев ковчег нашего спасения.
Б.Г. Юдин
ТРАНСГУМАНИЗМ И ГУМАНИСТИЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ
Вот уже более полувека по Европе, а впрочем, не только по ней, но едва ли не по всему миру, бродит призрак трансгуманизма. Его зарождение можно датировать 1957 годом. В то, уже довольно далекое время, сэр Джулиан Хаксли опубликовал эссе, которое так и называлось: «Трансгуманизм».[18] Дж. Хаксли был выдающимся биологом, одним из творцов синтетической теории эволюции, и, что в контексте данной статьи особенно важно, безусловным гуманистом во вполне традиционном смысле этого слова.[19] Он очень многое сделал для создания Организации объединенных наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) и для выработки идейной платформы этой авторитетной международной организации. Он же стал и ее первым Генеральным секретарем.
В своем эссе Дж. Хаксли набросал общую картину развития Вселенной с позиций того, что сегодня принято называть глобальным эволюционизмом. По его словам, важнейший итог эволюции, происходившей в течение миллиардов лет, состоит в том, что Вселенная начинает осознавать саму себя, обретает способность понимать то, что относится к ее прошлой истории и возможному будущему. Такое космическое самоосознание впервые осуществляется, по крайней мере на нашей планете, именно в наше время и при том – силами одного из тончайших фрагментов Вселенной, состоящего из немногих человеческих существ (очевидно, под этими немногими Дж. Хаксли имел в виду тех мыслителей своего времени, которые придерживались близких ему взглядов на эволюцию Вселенной, ее движущие силы и общую направленность).
Такое новое понимание Вселенной, рассуждает далее Дж. Хаксли, открывается благодаря новым знаниям, накопленным за последние столетия психологами и биологами, а также учеными других специальностей, прежде всего археологами, антропологами и историками. Обладание этими новыми знаниями определяет новую меру ответственности и предназначение человека: он должен выступать от имени всего остального мира в деятельности, направленной на то, чтобы с максимально возможной полнотой реализовать внутренние потенции этого мира. Человек, продолжает Дж. Хаксли, совершенно неожиданно получил новое назначение: он стал управляющим самым крупным из всех возможных предприятий – эволюцией; при том его не только никто не спрашивал, хочет ли он этого, но даже не предупредил и не дал возможности приготовиться. Более того, человек не может отказаться от этого предприятия: согласен ли он с этим или нет, осознает ли он то, что он делает или нет, фактически именно он определяет будущее направление эволюции на нашей планете.
И первое, что надлежит делать человечеству для того, чтобы подготовить себя к этой выпавшей ему космической роли – это исследовать природу самого человека, раскрывать заложенные в ней возможности, включая, естественно, и ограничения, как присущие ей изначально, так и налагаемые окружающим миром. По словам Дж. Хаксли, мы, в общем и целом, завершили изучение географии нашей планеты; мы довели научное исследование природы, как неживой, так и живой, до той стадии, когда более-менее четко видны ее общие контуры; в то же время исследование природы и возможностей самого человека едва началось. «Громадный Новый Мир неизведанных возможностей, — пишет Дж. Хаксли, — еще ждет своего Колумба».[20]
Интересно, что Дж. Хаксли употребляет здесь тот же самый оборот, «новый мир», который фигурирует в названии знаменитого романа, написанного в 1931 г. его братом Олдосом. В свою очередь, О. Хаксли заимствовал выражение «прекрасный новый мир» из «Бури» Шекспира. Но если и у Шекспира, и у О. Хаксли новый мир прекрасен лишь в саркастическом смысле, то новый мир по Дж. Хаксли должен быть действительно прекрасным – это то, в стремлении к чему он видит достойную цель и для каждого человека, и для всего человечества.
«Человеческий род, — завершает свое эссе Дж. Хаксли, — может, если того захочет, превзойти самого себя, и делать это не только спорадически: кто-то в чем-нибудь одном, кто-то – в чем-нибудь совсем другом, а совершенно иначе, в масштабах человечества в целом. Нам необходимо дать название этому новому убеждению. Возможно, здесь подойдет слово трансгуманизм: человек останется человеком, но превзойдет себя, реализуя новые возможности своей собственной природы. Коль скоро найдется достаточно людей, которые смогут твердо сказать: «я верю в трансгуманизм», род человеческий достигнет порога новой формы существования, и она будет столь же отличной от нашей, как наша отлична от пекинского человека. Тем самым человечество наконец-то приступит к осознанному выполнению своего подлинного предназначения».[21]
Как мы видим, Дж. Хаксли говорит о грядущем переходе к новой форме человеческого существования если не с полной, то с очень большой долей уверенности. Очевидно также его позитивное отношение к такому переходу, возможность которого, по Хаксли, уже заложена в природе человека, как мы ее знаем; реализацию же этой возможности он характеризует как выполнение человечеством своего предназначения.
Впрочем, при всех отличиях будущей новой формы от существующей обе они относятся к одному роду: «человек остается человеком». В своем эссе Дж. Хаксли весьма скупо говорит о специфических чертах будущего человека. Как можно понять, эти черты для него близки тем свойствам, которые уже проявились в лучших представителях рода человеческого. При этом Дж. Хаксли остался достаточно осторожным и обошелся без конкретных имен таких образцовых представителей, в отличие, к примеру, от американского генетика Г. Дж. Мёллера, который сначала составил список выдающихся людей, заслуживающих того, чтобы их сперма использовалась в евгенических целях, а затем был вынужден этот список пересматривать, как то диктовалось переоценкой роли некоторых из них в свете текущих политических событий.
Мы можем полагать, таким образом, что в целом Дж. Хаксли имел в виду не столько радикальную переделку человека, о которой говорят многие из современных приверженцев трансгуманизма, сколько максимально полную реализацию тех потенций, которые уже заложены в его природе. Вместе с тем есть один существенный вопрос, в отношении которого его позиция представляется двойственной. С одной стороны, по словам Дж. Хаксли, «человек останется человеком». Но, с другой стороны, «новая форма существования» человека «будет столь же отличной от нашей, как наша отлична от пекинского человека». В какой мере человек будущего станет продолжением, конечно же, улучшенным, человека нынешнего, а в какой, напротив, окажется чем-то совершенно новым?
*
Такая двойственность, впрочем, характеризует не столько позицию Дж. Хаксли, сколько саму обсуждаемую им проблему. Проблема же заключается в определении границы между человеческим существом и гипотетическим созданием, которое можно обозначить как постчеловека, в выяснении того, можно ли, и если да, то до какой степени, считать постчеловека человеком.
Хотелось бы сразу отметить, что в этой пограничной проблеме тесно переплетены онтологические и аксиологические составляющие. Первые связаны с поиском тех или иных объективных критериев для отнесения некоторого существа к категории человека либо постчеловека. Вторые же касаются, в частности, того, а хотим ли мы видеть в постчеловеке родственного нам самим потомка, и, далее, а захочет ли сам будущий постчеловек считать нас своими родственниками, не будет ли он стыдиться своих столь несовершенных предков? Такое взаимопереплетение выражается, помимо всего прочего, в том, что при сопоставления человека и постчеловека мы не можем с определенностью утверждать первичность онтологических и вторичность аксиологических критериев. Иными словами, выбор тех или иных онтологических, «объективных» характеристик для различения человека и трансчеловека едва ли можно будет делать независимо от наших ценностных предпочтений.
Одной из конкретных форм выражения ценностной нагруженности сопоставления человека и постчеловека можно считать постановку вопроса о том, а является ли создание постчеловека благом? Или, говоря несколько иначе: а как следует относиться к концепции трансгуманизма в целом? Ведь, как мы уже видели, в ценностном отношении трансгуманизм может трактоваться либо как продолжение и развитие традиций гуманизма (коль скоро человек остается человеком), либо, напротив, как преодоление ценностей гуманизма, отказ от гуманистических традиций (учитывая предполагаемые глубокие отличия новой формы человека от нашей). Соображения по поводу трансгуманизма, высказанные Дж. Хаксли, оставляют открытыми обе возможности.
Надо сказать, что это столкновение двух противостоящих ценностных установок особенно актуально для современных дискуссий по поводу трансгуманизма. Ведь сегодня, в отличие от 50-х годов прошлого столетия, когда трансгуманизм был, по большому счету, всего лишь дерзкой мечтой, мы имеем немало конкретных трансгуманистических проектов, в том числе и разработанных весьма детально. Это – и иммортализм, т.е. обеспечение бессмертия индивидуального человеческого существа, и создание нейропротезов, и разработка ноотропов, т.е. средств, активирующих память и улучшающих когнитивные способности, и создание экзокортекса, т.е. по сути дела размещаемого вне организма усилителя мозга, и, как венец всех усилий в этой области, создание постчеловека.[22]
Американский философ Ф. Фукуяма обсуждает четыре класса технологий, которые могут быть использованы для создания постчеловека. Это, во-первых, технологии манипулирования мозгом человека с целью изменить его поведение; во-вторых, нейрофармакологические воздействия, т.е. применение лекарственных препаратов, позволяющих модифицировать эмоции и поведение человека; в-третьих, разнообразные технологии, направленные на существенное продление жизни человека; в-четвертых, технологии генной инженерии — именно на их основе могут осуществляться наиболее радикальные проекты переделки человека.[23]
Один из аргументов, довольно часто выдвигаемых сторонниками трансгуманизма, заключается в том, что нынешний мир, в тех его параметрах, которые особенно чувствительны к воздействиям человека, вооруженного созданными им самим технологиями, теряет способность этого человека выдерживать. Следовательно, всем нам известный человек должен быть преобразован в такое существо, которое будет адекватным образом «вписано» в этот стремительно и радикально меняющийся мир.
К числу ярких проводников трансгуманистических идей принадлежит известный и интересный философ Д. И. Дубровский. Он с тревогой констатирует, что нынешний человек обречен, что человечество неуклонно движется к гибели и противостоять такому ходу событий можно будет лишь с помощью самых решительных мер. В этой связи он отмечает: «Подавляющая по своему масштабу активность человека, направленная во внешний мир…, — непременная черта всех исторических эпох и народов, что указывает на ее обусловленность природой человека, то есть генетическими факторами».[24] С точки зрения Дубровского, человек в его нынешнем виде, по большому счету, нежизнеспособен, поскольку «фундаментальная асимметрия в познавательной и преобразовательной деятельности человека служит источником углубления экологической и других глобальных проблем, а тем самым – источником антропологического кризиса».[25] И этот кризис, по мысли автора, настолько глубок и всеобъемлющ, что уже к середине века может наступить состояние динамического хаоса, за которым последует «либо деградация и гибель человечества, антропологическая катастрофа, либо выход на качественно новую ступень социальной самоорганизации».[26]
Такой выход на качественно новый этап, по словам Д.И. Дубровского, может осуществиться за счет переделки биологической природы человека путем реконструкций в его геноме с тем, чтобы «изменить цели и способы его жизнедеятельности». В соответствии с другим вариантом, продолжает автор, надо будет «пойти по пути воплощения разума и социальной индивидуальности в небиологической самоорганизующейся системе, то есть по пути трансгуманистических преобразований».[27] Мы видим, таким образом, что в обоих случаях, в рамках как биологического, так и кибернетического проекта, имеется в виду необходимость выйти за пределы «человеческого, слишком человеческого».
В этой связи, как представляется, имеет смысл взглянуть на феномен трансгуманизма, отталкиваясь от гуманистических ценностей. Хотелось бы, однако, чтобы сам такой взгляд по возможности не был ценностно ангажированным. Иными словами, речь идет о том, чтобы попробовать разобраться, можно ли считать трансгуманизм либо продолжением, либо специфической разновидностью, либо особой формой выражения традиционного гуманизма. Воздержание от ценностной ангажированности при этом означало бы, что само по себе выявление расхождений, пусть даже самых кардинальных, между трансгуманизмом и гуманизмом, не являлось бы основанием для морального осуждения трансгуманизма, в частности, для отождествления его с антигуманизмом.
Нижегородский философ В.А. Кутырев считает некорректной мою попытку проблематизировать взаимоотношения между гуманизмом и трансгуманизмом. Процитировав мое высказывание о том, что «… пока трудно судить, является ли трансгуманизм развитием, современной фазой гуманизма, либо же, с позиций трансгуманизма, привычный нам гуманизм должен быть вообще отброшен как нечто архаичное»,[28] Кутырев, в свою очередь, замечает: «Нам кажется, что ничего трудного в квалификации соотношения гуманизма и трансгуманизма нет. Последний есть отрицание первого…».[29]Я бы, со своей стороны, не спешил с вынесением категорических вердиктов, ибо такая поспешность, даже если она позволяет приходить к простым решениям, может обернуться тем, что наш взгляд окажется слепым по отношению к весьма интересным и содержательным проблемам.
Вовсе не причисляя себя к сторонникам трансгуманизма, я все же не склонен видеть в нем нечто беспримерно ужасное, то, что «благословляет поглощение человека процессами дальнейшего технологического развития, его превращение в материал прогресса».[30]Пока что, по крайней мере, человек еще не столь безнадежен, он еще не успел стать марионеткой технологического прогресса, и, вообще говоря, сегодня нет сколько-нибудь убедительных свидетельств предопределенности именно такого вектора развития человека. Поэтому и к самому движению трансгуманизма можно подходить скорее как к объекту изучения, пусть даже такое изучение нацелено на то, чтобы показать его несостоятельность, чем к тому, что надо непременно громить.
Приведу в этой связи следующее высказывание В.А. Кутырева: «Судя по циклу посвящённых де(ре)конструкции человека конференций и публикаций (Томск) эти «сибирские Афины» стали у нас столицей философского антигуманизма. В таком случае это уже какая-то техно-тоталитарная Спарта».[31]Как участник (и один из организаторов) серии конференций в Томске, посвященных проблематике конструирования человека, хочу заметить, что ничего сколько-нибудь похожего на философский или какой бы то ни было еще антигуманизм, как и техно-тоталитарных тенденций, на этих конференциях я не заметил. Был бы очень признателен В.А. Кутыреву, если бы он как-то конкретизировал эти обвинения.
Как мы увидим позже, позиции резкого неприятия трансгуманизма придерживается и Ф. Фукуяма, который, впрочем, склонен воспринимать грядущее пришествие трансгуманизма скорее как открывающийся перед человечеством соблазн, чем как нечто абсолютно неизбежное.
*
В Манифесте Российского трансгуманистического движения трансгуманизм характеризуется как «новое гуманистическое мировоззрение, которое утверждает не только ценность отдельной человеческой жизни, но и возможностьи желательность – с помощью науки и современных технологий – безграничного развития личности, выхода за считающиеся сейчас «естественными» пределы человеческих возможностей».[32] В этом определении, как мы видим, трансгуманизм понимается как гуманистическое мировоззрение. Здесь, впрочем, обнаруживается существенная нестыковка. Дело в том, что латинский префикс «транс-» имеет значение за-, пере-, через, по ту сторону, т.е. в данном случае говорит о преодолении гуманизма, но никак не о гуманистическом мировоззрении.
В этом отношении другие определения трансгуманизма представляются более откровенными и вместе с тем более точными. Вот некоторые примеры.[33]
Один из лидеров трансгуманизма Макс Мор определяет трансгуманизм как «такого рода философии жизни…, которые стремятся к продлению и ускорению эволюции разумной жизни за пределы ее нынешней человеческой формы и человеческих ограничений с помощью науки и технологий, направляемых такими принципами и ценностями, которые содействуют жизни». (Здесь, как мы видим, в качестве верховной ценности понимается не человек, что, вообще говоря, можно считать основополагающей характеристикой гуманизма, а разумная жизнь.)
Митч Портер дает такое определение: «Трансгуманизм – это такая доктрина, согласно которой мы можем и должны стать больше чем людьми».
С точки зрения Наташи Вита-Мор, «трансгуманизм – это приверженность к преодолению поставленных человеку пределов во всех их формах: к росту продолжительности жизни, к усилению интеллектуальных способностей, к постоянному возрастанию объемов имеющихся знаний, к достижению полного контроля над своей личностью и индивидуальностью и к завоеванию способности покинуть свою планету».
Согласно Робину Хэнсону, «трансгуманизм – это идея о том, что новые технологии способны в течение ближайших столетий изменить мир настолько, что наши потомки во многих отношениях уже не будут больше людьми».
Очевидно, из всех этих определений следует, что движение трансгуманизма нацелено не просто на преодоление тех ограничений, которые присущи человеку, но на кардинальный выход за пределы собственно человеческого существования, вплоть до того, чтобы вообще перестать быть людьми.
А вот о чем гласит один из принципов Декларации, принятой Всемирной трансгуманистической ассоциацией в 2009 г.: «Мы защищаем благополучие всего того, что наделено чувствительностью, включая людей, других животных и любые будущие искусственные интеллекты, модифицированные формы жизни либо иные виды разума, которые могут возникнуть благодаря научным и технологическим достижениям».[34] Здесь статус человека приравнивается к статусу животных и различных искусственно создаваемых форм жизни и разума. Иными словами, человек понимается в качестве лишь одной из возможных форм, одного из носителей жизни, интеллекта или разума. Именно последние, а не человек, как это принято в гуманизме, и наделяются высшей ценностью. Между прочим, в предыдущей версии Декларации (1998 г.) говорилось о том, что трансгуманизм «включает в себя многие принципы современного гуманизма», однако в дальнейшем это утверждение было опущено. Можно допустить, что в такой модификации отражается стремление более основательно и недвусмысленно размежеваться с гуманизмом.
По сути дела, мы сталкиваемся здесь с таким пониманием человека, в соответствии с которым он может быть без особого ущерба расчленен на отдельные способности либо функции, каждая из которых может существовать автономно, независимо ото всех остальных. Более того, это совершенствование изолированных функций-способностей рассматривается не только как достижимое технически, но и как являющееся безусловным благом.
*
Вообще говоря, нервом противостояния между сторонниками трансгуманизма и их оппонентами можно считать расхождение двух ценностных установок в отношении к природе человека. Для того, чтобы эксплицировать эти установки, имеет смысл обратиться прежде всего к хорошо известной оппозиции «естественного» и «искусственного». Отметим, что оба члена этой фундаментальной для всякой культуры оппозиции несут в себе очень мощный ценностный заряд, который для каждого из противопоставляемых понятий бывает положительным либо отрицательным.
(1) «Естественное» может восприниматься как дикое, неосвоенное, чуждое, неокультуренное, хаотичное, неорганизованное, неразумное, как источник опасностей и угроз. Тогда «искусственное», напротив, будет представляться освоенным, окультуренным и своим, близким, организованным, упорядоченным, а также и тем, что дает прибежище и защиту.
(2) Либо, напротив, «естественное» может выступать в качестве чего-то существующего вне и помимо нас, обладающего собственными законами и потенциями своего бытия, собственным устроением, порядком и организованностью, тем, что может восприниматься не просто как безразличный материал для нашей деятельности, но и как нечто самоценное, а также и то, чему мы можем внимать, в том числе и для извлечения каких-то уроков. При такой трактовке то, что будет пониматься под «искусственным» – это прежде всего вторичное, заведомо несовершенное, всего лишь подражание – более или менее удачное – естественному, даже нечто, быть может, несущее «естественному» (а вследствие этого, между прочим, и самому себе) угрозу разрушения.
Трактовка (1) может показаться не очень популярной для нашего времени, особенно в связи с широким осознанием негативных экологических последствий деятельности человека. Но эта видимая непопулярность никоим образом не отменяет того, что на более глубоких уровнях своего сознания современный человек в целом чрезвычайно привержен деятельностной или, иначе говоря, технологической установке, связанной со стремлением так или иначе упорядочить, организовать и в конечном счете поставить на службу своим интересам хаос «естественного».
«Искусственное» в таком случае — не просто сделанное человеком; это не только технически, но и рационально определенное и опосредованное, спроектированное, замышленное, то, в чем заключена и выражена собственно человеческая деятельность. Таким образом, для раскрытия оппозиции «естественного» и «искусственного» имеет смысл различать натуралистическую и деятельностную установки сознания.
В частности, одним из выражений деятельностной установки можно считать тот пафос, который подчас проявляет себя в радикальном отвержении наличной ситуации. Натуралистическое созерцание выступает при этом как синоним некритического отношения к существующей социально-культурной ситуации, признания ее правомерности, согласия с ней, конформизма. Деятельностная же позиция, напротив, будет ассоциироваться с императивом принципиального несогласия с существующим положением дел и, следовательно, с необходимостью его коренного преобразования.
Здесь, таким образом, имеет смысл обратиться к еще одной ценностной (впрочем, не только ценностной) альтернативе: мы можем ориентироваться либо на ценности изменения – и тогда окажемся в фарватере «искусственного», деятельностного. Либо же мы можем исходить из приоритета ценностей сохранения – и тогда окажемся ближе к установкам «естественного», созерцательного.
Попробуем теперь чуть более развернуто провести различение двух ценностных установок в отношении мира природы, включая и живую природу, и, что для нас особенно важно, природу человека. Одна из этих установок отражает ценности сохранения и акцентирует необходимость оберегать, защищать существующий порядок вещей, который может быть легко и необратимо разрушен нашими грубыми и неразумными действиями. Подобные мотивы особенно очевидны в восприятии экологических проблем и того, в каких направлениях ищутся их решения. В частности, они проявляются в настороженном отношении к биотехнологическим вмешательствам, таким, как введение в окружающую среду генетически модифицированных организмов.
Безусловно, во имя сохранения нам приходится производить немало изменений; однако в рамках такой «охранительной» установки все эти изменения замышляются и планируются как направленные именно на восстановление некоторых (воспринимаемых в качестве естественных) поврежденных или нарушенных условий, состояний, структур, процессов, функций.
Согласно другой ценностной установке, мы можем ставить наши интересы и стремления выше императивов сохранения окружающей нас природы (и, между прочим, не только окружающей, но и нашей собственной). В таком случае природа воспринимается прежде всего как сырье, которое подлежит преобразованию, более или менее радикальным изменениям в соответствии с нашими замыслами и посредством наших технологий, во имя того, чтобы мы могли достичь своих целей. Это значит, что, в конечном счете, природа понимается как нечто лишенное собственной внутренней ценности и значимости.
Эту оппозицию двух ценностных установок можно представить и как противостояние позиции натуралиста как наблюдателя (стремящегося как можно ближе подойти к идеалу «чистого» наблюдения) феноменов внешнего и внутреннего мира, с одной стороны, и позиции естествоиспытателя, т.е. исследователя, осуществляющего активные вмешательства и, в конечном счете, производящего изменения в мире, с другой.
Ярким выразителем первой позиции был И. Гёте, призывавший «видеть вещи, как они есть». Конечно же, нынешняя искушенная философия науки полагает такую позицию «чистого наблюдателя» чересчур наивной, поскольку она не учитывает конструктивных возможностей нашего познания и, даже больше, самого нашего восприятия. Тем не менее эта позиция — позиция «благоговения перед природой» (включая швейцеровское благоговение перед жизнью), несмотря на ее тщательно разобранные слабости, не лишена и немалых достоинств.
Согласно установкам, характерным для позиции наблюдателя, мы познаём природу для того, чтобы постичь её красоту, либо восхититься её совершенством, либо (в более современных версиях) попытаться спасти её. Природа существует на своих собственных основаниях и как таковая заслуживает уважения безотносительно к нашим желаниям и намерениям.
Вторая позиция очень часто воспринимается в качестве наиболее адекватного выражения духа науки как прежде всего исследования. В самом деле, наука натуралиста – это наука наблюдения, описания, классификации, наука постижения природы, наука существующего. В то же время наука исследователя – это наука вмешательства, воздействия, эксперимента как испытания природы, наука изменения, наука возможного. Одним из наиболее влиятельных выразителей второй позиции стал К. Маркс, в частности, в его знаменитом 11-ом тезисе о Фейербахе: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».[35]
Принято – и вполне справедливо – толковать слово «философы» в этом афоризме расширительно, включая всех тех, кто специально занимается объяснением мира, то есть прежде всего – ученых. Критика Маркса, следовательно, направлена здесь против позиции, претендующей на объяснение мира таким, каков он есть сам по себе, до и помимо каких бы то ни было человеческих вмешательств.
В контексте предыдущих тезисов о Фейербахе нетрудно увидеть, что Маркс по сути отождествляет такую «объясняющую» интенцию с созерцательной установкой предшествующего материализма. Такое отождествление, вообще говоря, не вполне справедливо, поскольку существует немало концепций, согласно которым объяснение – а также и понимание – мира (точнее, его отдельных так или иначе выделенных фрагментов) возможно не в форме чистого созерцания, а именно постольку, поскольку мы воздействуем на эти фрагменты, т.е. взаимодействуем с миром, а значит, и изменяем его.
Стоит обратить внимание, далее, на то, что один, и весьма существенный, вопрос остается у Маркса открытым: коль скоро мы действуем, изменяя мир, будет ли истинное, подлинное объяснение следствием, пусть даже побочным, нашей деятельности по изменению мира, либо же сам поиск такого объяснения лишен смысла? Сам Маркс, скорее всего, склонялся к первому ответу, но, подчеркнем, в логике его рассуждений и второй ответ отнюдь не выглядит неприемлемым.
*
Теперь мы, вооружившись различением ценностей изменения и ценностей сохранения, можем вернуться к противостоянию сторонников трансгуманизма и их оппонентов. В качестве объекта изменения либо сохранения при этом выступает человек, каким мы его знаем из нашего не столько даже научного, сколько повседневного опыта. И, соответственно, интересовать нас будет уже не окружающая природа, а природа человека и ее изменение/сохранение.
Очевидно, для трансгуманистов природа человека – это прежде всего объект преобразования, вплоть до самого радикального. С точки зрения их оппонентов, напротив, природа человека обладает самоценностью и заслуживает бережного отношения.
Одним из наиболее последовательных выразителей этой позиции является уже упоминавшийся Ф. Фукуяма. Когда в 2004 г. журнал «Foreign policy» обратился к восьми авторитетным мыслителям с предложением назвать идею, которая более всего угрожает благополучию человечества, Фукуяма остановил свой выбор именно на трансгуманизме, охарактеризовав его так:
«В последние десятилетия в развитых странах возникло странное освободительное движение. Цель у его крестоносцев намного превосходит цели борцов за гражданские права, феминистов или защитников прав геев. Они хотят не более и не менее чем освободить род человеческий от присущих ему биологических ограничений. Согласно «трансгуманистам», люди должны вырвать свою биологическую судьбу из рук слепого эволюционного процесса, основанного на случайных вариациях и адаптации, и перейти на следующую стадию развития вида».[36]
Стоит подчеркнуть, что Фукуяма при этом предостерегает от широко распространенного насмешливо-пренебрежительного отношения к трансгуманизму, считая необходимым относиться к нему с полной серьезностью. Нередко, отметил он, от трансгуманистов отмахиваются как от приверженцев какого-то странного культа, какой-то чересчур серьезно воспринимаемой научной фантастики. На первый взгляд кажется, что планы некоторых трансгуманистов подвергнуться криогенетической заморозке в надежде ожить в будущем только подтверждают место этого движения на интеллектуальной обочине.
«Но действительно ли, — продолжает он, — фундаментальный принцип трансгуманизма, согласно которому мы некогда применим биотехнологии, чтобы сделать себя сильнее, умнее, менее склонными к насилию и способными к более долгой жизни, так уж нелеп? Какие-то формы трансгуманизма неявно присутствуют в тематике исследований, проводимых в современной биомедицине. Новые процедуры и технологии, идущие из исследовательских лабораторий и больниц, такие, как таблетки, изменяющие настроение, препараты для накачивания мышц или селективной очистки памяти, пренатальный генетический скрининг или генная терапия, легко могут быть использованы не только для облегчения или излечения болезни, но и для «улучшения» человеческого вида».[37]
Конечно, пишет далее Ф. Фукуяма, род человеческий, с присущими нам тяжелыми болезнями, физическими ограничениями, краткостью жизни, довольно жалок. А если добавить еще столь свойственные людям завистливость, страсть к насилию, постоянную озабоченность, то трансгуманистический проект начнет выглядеть вполне разумным. Будь это технологически возможным, почему бы не выйти за наши нынешние видовые пределы? «Сама эта кажущаяся разумность проекта, особенно когда мы воспринимаем только малые приращения, вызывает опасения. Едва ли общество внезапно попадет под чары трансгуманистического мировоззрения. Вполне возможно, однако, что мы будем понемногу отщипывать от искусительных даров биотехнологий, не осознавая, что за них придется платить ужасную моральную цену».[38]
Как отмечает далее Фукуяма, «никто не знает, какие технологические возможности для модификации человеком самого себя возникнут в будущем. Но мы уже можем видеть, как действуют прометеевские желания, когда прописываем лекарства для изменения поведения или личности наших детей. Экологическое движение учит нас смирению и уважению к целостности нечеловеческой природы. Подобное же смирение требуется нам и в отношении к нашей человеческой природе. Если в близком будущем мы не сумеем обзавестись им, то можем, сами того не желая, пригласить трансгуманистов с их генетическими бульдозерами и психотропными торговыми центрами для того, чтобы изуродовать человечество»[39].
Даже учитывая все многочисленные несовершенства рода человеческого, мы тем не менее должны с чрезвычайной осторожностью относиться к проектам его биотехнологической (как, впрочем, и всякой иной) переделки. Представляется, что в той мере, в какой мы считаем, что природа человека есть ценность, что она требует защиты, мы остаемся на позициях гуманизма. Если же мы считаем, что высшей ценностью являются сами по себе долголетие, либо здоровье, либо те или иные физические, психические или интеллектуальные свойства, во имя которых можно переделывать человека, создавая постчеловека, то мы оказываемся ближе не к сверхгуманизму, а к антигуманизму. Технологическое могущество современного человека столь велико, что к его возможностям радикально воздействовать на собственное будущее стоит относиться со всей серьезностью. Но вовсе не обязательно эту серьезность доводить до уровня безоглядной паники либо, напротив, не признающего никаких границ всесилия. Разумной альтернативой и тому, и другому были бы заинтересованные и основательные дискуссии, которые могли бы способствовать выработке согласованных (хотя и не обязательно совпадающих!) воззрений по поводу возможных и желательных сценариев будущего человека и человечества, нашего будущего.
Герберт Хёрц
Гуманистические принципы развития науки и техники.
Мы живем во времена фундаментальных социальных изменений, культурных смешений и развития высоких технологий, которые несут в себе гуманистический потенциал, но при этом сопряжены с рисками. Наука и техника радикально меняют способы производства и образ жизни. Технологии, в теоретическом и практическом отношении формирующие нашу жизнь, теперь являются неотъемлемой составляющей всех сфер человеческого существования. Они определяют наш труд, а также наш досуг, наш режим дня, здоровье и болезнь, спорт и отдых, науку и образование. Научные открытия и технические новшества позволяют сделать условия жизни людей более эффективными и гуманными. Однако при этом нам приходится справляться с техногенными катастрофами. Результатом подобной двойственности техники являются постоянные дискуссии о смысле и значении научных проектов и технических достижений для человека и природы. Сейчас прогнозируют третью индустриальную революцию. После первой, принесшей с собой машиностроение, химическую промышленность и наукоемкие технологии в производстве материальных благ, наступила вторая, ставшая началом ядерной эры. Теперь, по-видимому, пришло время третьей[40]. Объединение интернет-технологий и возобновляемых источников энергии должно привести к структурным изменениям в человеческих отношениях. И речь идет уже не только о локальных и региональных конфликтах. Наука и техника глобализировали многие проблемы. В чем состоит новая ситуация?
Анализ ситуации: Глобальные проблемы. В цифровом мире можно быстро получить информацию о положении дел в отдаленных регионах. Посредством Интернета организуются массовые движения, способные вызывать социальные изменения. По всему миру виртуальная экономика управляет реальным сектором. При этом становятся возможными финансовые спекуляции в международном масштабе, таящие в себе серьезные последствия для экономики и общества. Управляемые компьютерные программы, ввиду отсутствия корректирующего человеческого вмешательства, могут стать причиной финансового краха или спровоцировать аварию.
Под воздействием деструктивных сил, действующих в научно-технической среде, человечество и его природная и культурная среда рискуют подвергнуться деформации или даже полному уничтожению. Новые системы вооружения меняют способы ведения войны. Стихийные бедствия часто имеют антропогенные причины. Политически и экономически выгодные исследования и идеологически ангажированные технологические разработки приводят не только к ожидаемым позитивным результатам, но и к негативным последствиям, которые сегодня вызывают опасения и многие из которых прежде не принимались во внимание. Так как же сейчас обстоят дела со столь часто восхваляемым торжеством цивилизации?
Приходится констатировать, что имеет место цивилизационный кризис. В передовых странах человечество разрабатывает новые высокоэффективные технологии. Однако последние служат отнюдь не только повышению гуманности в мире. Часто, по разным причинам, они становятся разрушительной силой. Неадекватное определение степени риска в процессе оценки возможных последствий внедрения технологий и игнорирование потенциальных опасностей играют не меньшую роль, чем жажда наживы, криминальная деятельность и нелегального бизнеса, в том числе в сфере торговли оружием и техническими ноу-хау. Значительные траты на вооружение из политико-идеологических соображений оправдываются повышением обороноспособности стран. Территории господства расширяются путем захвата и оккупации, осуществляемой мирными или военными средствами. Доступ к ресурсам другой страны является одним из приоритетов геополитики. Многолетний председатель Совета управляющих Федеральной резервной системы США Алан Гринспен писал, что всем известно (однако никто не станет говорить об этом открыто), что во время войны в Ираке нефть региона выступала в качестве важного ресурса[41]. В целом он апеллирует к регулирующей силе рынка, хотя там далеко не всегда все происходит цивилизованным образом, поскольку некоторые действия являются вполне законными, но при этом отвратительными.
Есть три группы глобальных проблем, которые затрагивают человечество в целом.
Во-первых, мы живем в мире, где много театров военных действий и мало оазисов мира, где высокотехнологичные системы вооружения используются как для массового уничтожения, так и для целенаправленного убийства отдельных лиц и групп. Территории господства расширяются, силой завоевывается контроль над ресурсами. Тем не менее, войны не являются закономерностью. Их можно предотвратить[42].
Во-вторых, стремление получить как можно более высокую прибыль от использования научно-технических разработок приводит к безжалостной эксплуатации природы. Технологические катастрофы наносят вред нашей среде обитания. Что делается для того, чтобы по возможности предотвратить потенциальные катастрофы? Для этого необходимы системы оповещения, анализ рисков, меры по противодействию изменению климата, исследования в области экологии и проекты, привлекающие внимание к экологическим проблемам. Целесообразное использование ресурсов и энергосбережение там, где это возможно, могло бы стать поведенческой нормой, выводимой из ценностного канона, который в рамках гуманного подхода является краеугольным камнем взаимоотношений человека и природы.
В-третьих, благодаря научно-техническому развитию более высокий уровень жизни стал возможным для всех людей в мире, однако в действительности удовлетворение их материальных и культурных потребностей наталкивается на социальные преграды. Вследствие увеличивающегося разрыва между богатыми и бедными в разных странах, а также между богатыми и бедными странами происходит все больше социальных конфликтов. Нужны эффективные программы помощи. Вместо того чтобы эксплуатировать сырьевые ресурсы в той или иной стране, чем сейчас занимаются транснациональные корпорации, важно оказывать содействие странам, чтобы они сами смогли использовать свои ресурсы для собственных нужд. Социальные проблемы – неотъемлемая составляющая всех существовавших доныне социальных порядков. Ни одна социальная система не является исключением.
Международные дискуссии о глобальных проблемах не новы. О сокращении природных ресурсов, демографическом взрыве, загрязнении окружающей среды и истощении источников энергии говорят еще 1972 года, когда на Западе был опубликован первый доклад Римского клуба «Пределы роста».
Дебаты по глобальным проблемам имели место и в бывших социалистических странах Европы. Так в Советском Союзе по инициативе Ивана Тимофеевича Фролова, который осознавал исключительную важность данной проблематики[43], были развернуты серьезные дискуссии в научных философских журналах, в которых приняли участие известные советские ученые. И.Т. Фролова особенно интересовали три взаимосвязанных аспекта философского исследования: комплексное изучение человека, анализ глобальных проблем и гуманистический подход к научно-техническому развитию. Обсуждавшиеся тогда проблемы, сегодня стоят гораздо острее, после того как с окончанием холодной войны капиталистическая глобализация привела к свободному притоку капитала во многие регионы мира, к утверждению рыночной экономики и формированию международных сообществ на основе схожих интересов и ценностей. В ходе тех обсуждений обозначались опасности, сопряженные с научно-техническим развитием, и идентифицировались соответствующие риски.
Элементы нового способа производства и образа жизни. В чем состоят элементы нового способа производства и образа жизни как предпосылки соответствующей гуманистической программы, как стратегии формирования жизненных запросов, а также критерия, в соответствии с которым можно было бы оценить гуманность развития науки и техники? Дальнейшая дигитализация нашего информационного мира, которая управляет нашим поведением, связывает воедино software в качестве определенной программы действий с hardware как практической реализацией заданной логистики. Эта революция на рынке интеллектуальной продукции приводит к развитию сложных, основанных на научных знаниях, новых технологий (converging technologies). Нано-, био-, информационные и когнитивные технологии взаимодействуют между собой. Новые способы производства оказывают влияние на все сферы жизни. Необходимо, прежде всего, учитывать три основополагающие тенденции, которые в будущем сыграют определяющую роль.
1. Сформировалась качественно новая связь между орудиями труда и интеллектуальной продукцией. На смену ручным орудиям все чаще приходят роботы, управляемые компьютерами. Люди в свою очередь берут на себя функции управления и контроля. Реальный сектор экономики получает виртуальную надстройку в виде финансовой экономики, которая не только принимает на себя управленческие функции, но и через свое собственное развитие может стать для реального сектора как сдерживающим, так и стимулирующим фактором. В результате спекуляций на рынке ценных бумаг ставится под угрозу ликвидность активов предприятий, банков и целых государств. Автоматизированные процессы принятия решений могут привести к неверным решениям с катастрофическими последствиями.
2. Генетическая модификация растений и животных все чаще занимает место долгосрочной селекции, в результате чего адаптация и отбор, которые естественным образом обеспечивала эволюция, больше не гарантированы. Благодаря миниатюризации, применению новых материалов, новым методам диагностики и терапии, защитным покрытиям и т.п. нанотехнологии используются в физике, химии, машиностроении, медицине, фармацевтике, сельском хозяйстве и других областях. Вызывающие опасение риски в данном случае очевидны, однако они нуждаются в более четком определении.
3. Новые технологии различными способами затрагивают человека как природное, социальное, моральное и гедонистическое существо. Они представляют собой артефакты, появляющиеся в результате вмешательства в генетический материал. Последствия этих процессов подчас сложно оценить. Материальное качество жизни повышается. Эстетическое переосмысление реальности формирует новое понимание искусства. Болезни излечиваются, а отклонения, физического либо психического характера, удается ослабить или вообще ликвидировать. Благодаря инновационным нейротехнологиям, за счет использования имплантов и посредством взаимодействия между мозгом и компьютером, можно сокращать либо устранять повреждения нейронов. Меняется характер труда. Индивидуальное и общественное сознание испытывают влияние цифровой реальности, в результате чего самосознание укрепляется либо проблематизируется. Это может угрожать гуманной самореализации индивидов. В эпоху информационных и коммуникационных технологий существуют возможности, с одной стороны, для демократизации знания, а с другой стороны, для крупномасштабной манипуляции общественным мнением. Следует обращать внимание на то, пользуются ли новые медиа своим влиянием для усиления гуманной или, наоборот, антигуманной идеологии. Нужно повышать статус образования, поскольку «оглупление» способствует установлению деспотической власти и ослабляет борьбу против несправедливости. Посредством нового Просвещения необходимо развивать критическое общественное сознание, способное искать правду в информационных джунглях, где в общем потоке информации время от времени проскальзывает истина.
Цивилизация против культуры? Цивилизационный кризис, обостренный глобальными проблемами, связан с кризисом рациональности. Это приводит к появлению далеких от науки и оппозиционных по отношению к ней движений. Технику демонизируют. Если гуманистическая философия не дает ответа на животрепещущие экзистенциальные вопросы, поиски смысла жизни способствуют расцвету эзотерики и сектантства. Мы не обладаем такой теорией для решения актуальных проблем, которая давала бы ответы на все вопросы – от финансового кризиса до прогнозируемой в будущем климатической катастрофы. Мы находимся в поиске новых гуманных идеалов научно-технического прогресса. Стремление к гуманному обществу, в котором свободное развитие индивидуальности гарантировано в том числе социальными правами, такими как право на труд, жилье и образование, продолжается.
Цивилизационный процесс с его научными и техническими ноу-хау, с глобализацией общечеловеческих проблем и дальнейшим нарастанием противоречий капитализма приводит к развитию протестного потенциала. Итогом становится национализация концернов, судебные разбирательства по поводу нарушенных прав, акции неправительственных организаций. Глобализированная уравниловка посредством усредненных стилей жизни и не предоставляющего свободы выбора ассортимента товаров препятствует поискам социокультурной самобытности и свободной самореализации личности. Во всех регионах мира возникают кризисные ситуации. Силы, вовлеченные в эти процессы, поддерживают ли они систему или стремятся к ее разрушению, будь это террористы или гуманисты, – все они используют знания как основу своей власти и технологии как средство достижения этой власти. Человечеству как субъекту действия и ответственности, организованному в различных формах – от ООН до региональных и местных движений, – брошен вызов, который требует, чтобы предотвратить упадок цивилизации и сделать будущее более гуманным.
С тем чтобы лучше прояснить подлежащие решению проблемы, я провожу различие между цивилизацией и культурой. Цивилизация – это основанная на научных знаниях рационализация осваиваемой реальности и искусственно созданный технологичный жизненный мир. Цивилизованные люди (выражение, традиционно используемое для отграничения от дикарей – часто туземцев, чьи земли были оккупированы), отличаются от других тем, что для них характерно более высокое – действительное или воображаемое – качество жизни которое дало им развитие науки и техники. При этом культуру часто отождествляют с цивилизацией в качестве совокупности материальных и духовных достижений человечества.
Культура являет собой обретенную индивидами свободу самореализации в рамках социокультурной общности и включает в себя их жизненные стили, язык, искусство, ритуалы и моральные установки, которые определяют их притязания на счастье. Качество жизни, таким образом, связано с индивидуальным ценностным каноном.
Универсальность научно-технического прогресса как цивилизационного процесса входит в противоречие с многообразием социокультурных идентичностей. Наука не только содействовала эффективному производству материальных благ, получению новых знаний и их внедрению в систему образования – она также способствовала гуманизации структур социальных систем[44]. Речь идет о стратегиях формирования будущего, с новыми технологиями, однако без потери культурной идентичности. В борьбе традиционалистов и модернистов спор идет о том, какие явления необходимо поддерживать и что, ради прогресса цивилизации, можно и нужно сохранить в культуре, а что отбросить, с тем чтобы повысить качество жизни. Некоторые проблемы разрешаются сами собой с изменением условий жизни и со сменой поколений. Насильственная культурная унификация человечества как результат цивилизационного процесса была бы ужасной перспективой; она бы противоречила чувству традиции, присущему людям, которые при переходе от цикла к циклу и в процессе смены поколений вновь и вновь вспоминают собственную культурную традицию. В этой связи нередко имеет место бегство от научно-технического прогресса: человек ощущает давление технологий и, как следствие, устремляется к более традиционным жизненным стилям, которые способствуют развитию индивидуальности и делают возможным личное счастье. Принципиально следующее: поиск культурной идентичности и стремление к социальной защищенности является отражением тяги человека к свободе.
Мировая культура, как необходимое дополнение к мировой цивилизации, могла бы стать основным условием формирования социокультурных идентичностей. В ее рамках определялись бы универсальные ценности, обеспечивающие гуманные условия существования всех людей. Эти ценности затем нашли бы свое отражение в конкретных культурах и сообществах. При этом универсальные ценности формируются двумя путями. Первый путь – это соответствующая требованиям нашего времени реакция различных сообществ на угрозы человечеству в связи с имеющей место конфронтацией, а также память о традициях сотрудничества и желание жить в обществе согласно принципам солидарности, без подавления, эксплуатации и дискредитации окружающих. Второй путь – это политическое и моральное давление стран, в которых выстроены гуманные отношения между всеми членами общества, в том числе между мужчинами и женщинами[45]. Органы ООН могли бы распространять, гарантировать и контролировать подобное давление. При этом следует обращать внимание на такую иерархию ценностей: сохранение человечества как вида в его естественных условиях существования, мирное разрешение конфликтов, терпимость по отношению к сообществам, являющимся носителями иных ценностей, и повышение качества жизни всех членов человеческого общества.
Возможно ли преодолеть дефицит утопий? Человечество испытывает нехватку образов будущего. Более того, мы живем в ситуации дефицита утопий[46]. Утопии – это мечты людей о счастливом будущем без войн и стихийных бедствий, о мире, в котором сотрудничество одержит верх над конфронтацией, наука и техника будут приносить пользу человечеству и все люди будут обладать равными правами.
После неудачи эксперимента по построению «реального социализма» в качестве государственной диктатуры в восточноевропейских странах раннего социализма возможности подобных утопических проектов оцениваются достаточно пессимистично. Некоторые делают ставку исключительно на парламентскую демократию капиталистических государств. При этом не учитывается, что диктатура капитала, с ее кредитно-денежными и бюрократическо-юридическими структурами, стремится к господству и максимизации прибыли, вследствие чего провоцирует войны, способствует социальной дифференциации и поддерживает эксплуатацию.
Сегодня существует ситуативно-обусловленный политический и теоретический дефицит утопий. Преодоление политического дефицита утопий требует разработки основательных проектов, для которых были бы характерны гуманные стратегические цели и поступенчатые программы реализации. Их основными принципами должны стать: свобода, мир, солидарность, совместный труд и участие всех членов социально-культурной общности в процессе принятия политических решений. Это потребует ситуационного анализа – с тем, чтобы, имея на руках программу действий, было возможно сплотить силы, выступающие за гуманное решение глобальных, региональных и локальных проблем. Для этого нужна качественная демократия.
Теоретический дефицит утопий может быть преодолен только путем научных дебатов о фактах, тенденциях и интересах. Гуманные критерии, основанные на соответствующей философии, должны стать эвристическим отражением этой дискуссии. Наука, на основании своих знаний, имеет возможность разрабатывать различные сценарии и тем самым критиковать текущую политику и давать рекомендации политикам.
Столь желанное объединение свободных людей на основе социальной справедливости и экологически приемлемого образа жизни может быть осуществлено лишь в том случае, если диктатуру капитала сменит истинная демократия в форме народовластия, в которой общественный прогресс будет определяться критериями гуманности, а не максимальной прибылью.
Стратегии решения проблем. Проблемы охарактеризованы. Как обстоят дела с их решением? Звучат призывы построить новый гуманизм. В этих призывах нет ничего нового. Подобные соображения высказывались давно – сначала в греческой философии, затем в идеях эпохи Просвещения; нашли они свое отражение в критическом взгляде на модерн в постмодерне и, наконец, в требовании нового Просвещения в неомодерне. Философия, в качестве миропонимания, эвристики и мировоззренческой жизненной поддержки связывает в своей гуманистической традиции поиск истины с верой в гуманное будущее и надеждой на предстоящее объединение свободных индивидов на основе социальной справедливости и экологически приемлемого образа жизни[47]. Оправдана ли такая надежда? Способствует ли развитие науки и техники гуманизации жизни? Каковы критерии гуманности социальной системы и ее структуры в процессе развития науки и техники?
В то время как свобода является выражением гуманного устройства природной и социальной среды обитания человека, а также гуманных черт его собственного поведения, гуманность как таковая заключает в себе необходимые для проявления свободы условия – уже существующие либо подлежащие формированию. Гуманизм, понимаемый как поддержание гуманных традиций, в самом общем виде, однако, представляет собой программу избавления человечества от нищеты, угнетения и эксплуатации. Когда мы размышляем о гуманных критериях по отношению к науке и технике, следует рассматривать не только технологические параметры, но и демократические структуры и человеческие ценности. Является ли то, что возможно с научной точки зрения, технически, технологически и экономически реализуемым, также социально желательным, осуществимым в обществе и приемлемым для человека? Каковы те господствующие группировки, что поощряют гуманное либо, наоборот, антигуманное поведение?
Сейчас, как и раньше, конкретные стратегии решения рассматриваемых проблем формулируются исходя из некого ведущего принципа. Вспомним по-прежнему часто упоминаемые принцип надежды (Эрнст Блох) или принцип ответственности (Ханс Йонас). Самюэл П. Хантингтон (1927–2008) тематизировал столкновение цивилизаций, а также высказал соображения относительно корней своей собственной истории[48]. Он охарактеризовал симптомы, однако не представил никакой гуманной стратегии решения проблем. Описываемые «культурные круги» входят в столкновение с тем, что мы называем «расширением ареала цивилизации» – результатом может быть непризнание данных претензий или культурная экспансия. Незападные страны часто видят в этом проявления западной цивилизации, которая наряду с техническим прогрессом несет в себе угрозу традиционным ценностям и моральное развращение. Согласно Хантингтону, Запад теряет во влиянии по сравнению с другими регионами мира. Азиатские культуры наращивают свою экономическую, военную и политическую мощь, а ислам переживает демографический взрыв с дестабилизирующими последствиями для мусульманских стран и их соседей. Незападные культуры подчеркивают ценность своих собственных принципов. В этой связи выживание Запада зависит от того, в какой мере американцы смогут упрочить свою западную идентичность. Однако это не может быть решением глобальных проблем. Подобная позиция не основывается на гуманных критериях – она лишь проводит идеологические границы и ставит во главу угла интересы США как мирового гегемона.
Фрэнсис Фукуяма считал именно либеральную демократию концом истории; тем не менее, он признавал роль науки и техники как фактора изменений. По его словам, мы вступаем в постчеловеческое будущее, где биотехнологии изменяют человеческую природу, и немало тех, кто, под знаменем абсолютной свободы, хочет использовать эту новую власть для создания «дизайнерских» младенцев, бесконечного ускорения научных исследований и обогащения бизнеса. Посредством интересного анализа, неоднозначной аргументации и требования создать новые институты, которые бы способствовали гуманной регуляции развития биотехнологий, родившийся в 1952 г. в Чикаго советник президента США по биоэтике привлек внимание к возможностям и угрозам биотехнологий[49].
Современные дебаты о пост- или трансгуманизме[50], на мой взгляд, не предоставляют никакого решения рассматриваемых проблем. Они либо недооценивают возможное гуманное направление научно-технического развития, поскольку игнорируют гуманистический потенциал последнего, либо ищут его в области, которая, вообще говоря, имеет для нас абсолютно трансцендентный характер. В середине прошлого века Ясперс говорил о возможностях нового гуманизма. Он первым назвал технику фактическим условием существования человека, так как именно она привела к значительному росту населения земли и улучшению жизненных условий. Однако труд при этом приобрел неестественный характер, поскольку человек стал атрибутом машины. Чтобы обрести человеческую сущность, человеку нужна сила любви и прямота разума, для чего он должен вступить на путь трансценденции[51]. По Канту трансцендентные принципы находятся за пределами опыта[52]. Трансценденция, согласно ему, направлена на сущность вещей, на вещи в себе, которые невозможно воспринять эмпирически. Таким образом, Ясперс предлагает исключительно воображаемый, а отнюдь не реальный выход из положения.
Как измерить возрастание свободы как отражение роста гуманности в социальных системах? Социальный прогресс, безусловно, связан с ощущаемым индивидами повышением качества жизни. При этом степень гуманности структур в самоорганизующихся социальных системах должна определяться не только эффективным производством материальных благ, но и всесторонним образованием и в целом результатами научно-технического развития. Во всем этом должна проявляться человеческая сущность.
Критерии гуманности системы. Если мы примем за основу гуманные ценности, универсальные для условной мировой культуры, тогда нам останется лишь определить критерии, которые свидетельствовали бы о повышении качества жизни всех членов социокультурной общности в рамках соответствующей социальной системы. К таковым относятся следующие.
1) Культурно и индивидуально значимая деятельность важна для каждого человека. Индивидуально значимая деятельность, прежде всего, способствует самореализации человека и приносит ему радость. Культурно значимой является та деятельность, которая служит удовлетворению потребностей членов общества. Отказ в праве на труд противоречит потребности в свободе. Требование большей свободы тем самым ведет к переосмыслению взаимоотношений между работой и досугом. Это стало возможным в современных технологических условиях, где на благо людей используются новые средства производства. Культурно значимая деятельность должна, по соображениям гуманности, стать также и индивидуально значимой.
Массовое производство ни в коей мере не отвечает эстетическому вкусу многих людей. Они стремятся к уникальности. Именно на новое и уникальное может ориентироваться творчество. Увеличивающиеся благодаря научно-техническому развитию возможности формирования качественно новой значимой деятельности, создающей уникальные продукты и расширяющей спектр человеческих занятий, не должны маскировать реальные проблемы автоматизированного производства и индустриализированного сельского хозяйства.
2) Каждому человеку необходима коммуникация, способствующая его личностному развитию, поскольку он не только мыслящее и действующее, но также социально организованное коммуницирующее существо. Не вызывает сомнений наша потребность в самовыражении – какие бы формы она ни приобретала, именно она наполняет человеческое существование. е. Несмотря на развитие социальных сетей, компьютер не может заменить человеку его реального партнера, хотя компьютерно опосредованный диалог может восполнить недостаток социальной коммуникации. Компьютерные игры не должны свести на нет реальные игровые практики, являющиеся основой креативного поведения. Прежде всего, важно различать виртуальный и реальный мир.
3) Ощущаемое на индивидуальном уровне повышение качества жизни всех членов социальной системы соответствует требованию, содержащемуся практически в каждой современной политической программе социально ориентированного обустройства и переустройства общественных структур. 4) Гарантированное и социально поощряемое развитие индивидуальности может быть обеспечено лишь в том случае, если в обществе существуют и постоянно расширяются зоны свободы, что заставляет людей принимать ответственные решения, а это, в свою очередь, мотивирует на моральные поступки. Известно, что индивидуальность определяется генетическими и биотическими факторами. Она формируется в определенной природной и социальной среде путем реализации в общественных условиях одной из ряда определяемых генетико-биотическими предрасположенностями возможностей. Однако подобное формирование отнюдь не безгранично. Обучение должно основываться на имеющемся потенциале и развивающемся социальном опыте осмысления окружающего мира.
5) Интеграция инвалидов и нуждающихся в социальные структуры социально-культурного сообщества демонстрирует на практике, насколько та или иная социальная система в действительности несет ответственность за всех своих членов и справедлива к ним.
Принципы гуманного общества. С данными общими критериями связан и выбор направления научно-технического развития. Он может быть описан с помощью следующих принципов развития гуманного общества.
1) Принцип гуманизации отношений с природой предусматривает анализ экологических циклов, с тем чтобы в процессе использования и охраны природы не нарушалась естественная среда обитания человека, а качество его жизни повышалось. В то время как техницизм ограничил понятие природы окружающей средой, которой человек безраздельно владеет и которую может нещадно эксплуатировать, антитехницистский романтизм, напротив, полон иллюзий о сохранении природы без каких-либо дальнейших в нее вмешательств. Необходимо добиться единства экономических и экологических потребностей; к таковым относятся, например, рентабельные и экологически чистые технологии для урбанизации, добычи энергии и в целом гуманного образа жизни Серьезный вызов творческим возможностям человека в данной связи состоит в том, чтобы его вмешательство поддерживало природную самоорганизацию, ее экологические циклы, а не разрушало их. Для вечной природы развитие человека разумного на Земле – это всего лишь побочный продукт космической эволюции, который может исчезнуть, в то время как для людей речь идет о выживании.
2) Принцип сохранения человеческого рода предполагает осуждение и запрет оружия массового уничтожения, предотвращение экологических катастроф и минимизацию рисков в процессе применения, развития и обновления технологий.
3) Принцип повышения качества жизни воплощает в себе потребность в таких технологиях, которые облегчают жизнь, позволяют получать радость от производства материальных и культурных благ и способствуют повышению уровня свободы. Это возможно только в высокоэффективных производительных системах в рамках современных обществ, которые, если они организованы в соответствии с демократическими принципами, могут воплотить в жизнь соответствующие социальные программы.
4) Принцип уважения человеческого достоинства имеет социальные и индивидуальные аспекты. Социальные права согласуются с критериями гуманности социальной системы. В запросе на качественную демократию, которая бы укрепляла автономию и независимость индивида, проявляются новые аспекты прав человека. Нужны общественные усилия и воля многих людей, чтобы создать условия для гуманного развития науки и техники и воплотить в жизнь мечты о счастье всех индивидов.
Что делать? Концептуализации технологий, облегчающих жизнь людей в соответствии с гуманными критериями и принципами, могла бы способствовать инновационная деятельность. Нужно содействовать развитию творческого потенциала людей. В качестве активных созидателей окружающего их мира и своего собственного стиля жизни их нужно вовлекать в развитие и использование техники. Необходимо построить новые взаимоотношения между человеком и природой. Нужно расширять пространства свободы для индивидуально значимых занятий. Для этого необходим более гуманный взгляд на потенциальные технологии, содержание рабочих практик и естественный образ жизни.
Реализации гуманных целей препятствуют голод, неграмотность и деспотия в отдельных странах, а в современных индустриально развитых странах – также безработица, страх людей за свое будущее, социальная деградации и бедность, охватившая новые слои населения. Терроризм и военное разрешение конфликтов, приводящие к страданиям невинных людей, катастрофическим экологическим последствиям и уничтожению значимых культурных ценностей, направлены против основополагающих интересов человечества. К сожалению, подобные действия соответствуют властным устремлениям определенных кругов и обычно бывают замаскированы под освободительную миссию. Кроме того, так можно испытывать новые военные и политические средства устрашения и насаждать новые режимы. Человеческий взгляд не должен быть иллюзией. Он должен учитывать реальные условия и принимать во внимание стремление людей к свободе. Осуществление гуманных целей зависит от способности и готовности человечества сформировать из себя действующего субъекта. Региональные и локальные творческие ресурсы для этого имеются. Они подпитываются нарастающим конфликтным потенциалом, направленным против антигуманных форм угнетения и отчуждения. В эпоху неомодерна человечество нуждается в новом Просвещении, в этике сотрудничества и в мировой культуре как продолжении мировой цивилизации.
Прогнозы на будущее, как ориентиры для деятельности, определяются теми или иными интересами. Тем не менее, становится все очевиднее, что человечество находится в кризисе и ему нелегко повернуть научно-техническое развитие в более гуманном направлении. На эту проблему существуют отдельные провидческие, как и иллюзорные, воззрения, затрагивающие важные аспекты глобальных проблем. Об общей программе действий, однако, речь пока не идет. Релевантность универсалистской, культуралистской и других концепций как программ выхода из цивилизационного кризиса нуждается в проверке. Любой пессимистический или оптимистический прогноз не обходит стороной вопрос о конце человечества. Стоит только появиться проблеску надежды, и нам, возможно, удастся избежать дальнейших катастроф, и мы начнем наращивать гуманный потенциал. Перед всеми здравомыслящими людьми встала задача использовать свои творческие силы для того, чтобы положить конец применению деструктивных технологий, ведущих к уничтожению людей, культурных ценностей и природных ресурсов, и, напротив, способствовать развитию технологий продуктивных, которые бы сделали природную среду и условия жизни человека более эффективными и гуманными.
Критерии и принципы гуманного общества должны стать программной основой дальнейшего научно-технического развития; они должны быть реализованы на практике и закреплены законодательно. Лишь так можно стратегически переориентировать научно-техническое развитие на освобождение человека. Грядущее гуманное общество будет использовать обусловленный применением технологий рост эффективности для повышения гуманности. Оттого трансфер технологий должен быть направлен не на разрушение культуры, а на ее развитие. Недопустимы эксперименты над людьми, ставящие под угрозу их идентичность и человеческое достоинство. При этом за дебатами об устойчивом развитии обычно стоит возлагаемая на будущие поколения ответственность за последствия действий предыдущих поколений.
Хотя глобальные проблемы необходимо решать на локальном и региональном уровне, человечество не должно забывать, что посредством своих собственных технологий оно может уничтожить самое себя, разрушить свою естественную среду обитания и усугубить существующий в мире конфликтный потенциал. Каким бы трудным он для нас ни был, мы не должны сходить с проторенного пути: мы должны и далее осуществлять международный контроль над производством и распространением оружия массового уничтожения, принимать меры по предотвращению экологических катастроф, оказывать солидарную помощь во время стихийных бедствий и препятствовать военному разрешению конфликтов. Перед ООН, международными организациями, государствами и группами влияния стоит сложная задача, но эта задача разрешима, если желание гуманизировать научно-техническое развитие существует.
А.Ш. Тхостов
Блеск и нищета трансгуманизма.
ПЕРИОДИЧЕСКИ НА СТРАНИЦАХ ГАЗЕТ ИЛИ НА ПОЛОСАХ ИНТЕРНЕТА ПОЯВЛЯЕТСЯ СЛОВО «ТРАНСГУМАНИЗМ». ТАК УСТРОЕНО МАССОВОЕ ВОСПРИЯТИЕ, ЧТО ОНО ИНОГДА НАЧИНАЕТ СКУЧАТЬ, И ВЫХВАТЫВАЕТ СЛОВЕЧКИ ИЗ НАУЧНОГО ОБИХОДА. «ТРАНСГУМАНИЗМ» – ЭТО СЛОВЦО ТАКОЕ ОЧЕНЬ КРАСИВОЕ, ОЧЕНЬ ВЫРАЗИТЕЛЬНОЕ, И ОЧЕНЬ МУДРЕНОЕ, ПОЭТОМУ КАК БЫ ЕГО НЕ УСВОИТЬ, ДА? КАК МЫ ПОМНИМ, ФИМА СОБАК, ГЕРОИНЯ БЕССМЕРТНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИЛЬФА И ПЕТРОВА, ТОЖЕ ЗНАЛА НЕКОТОРОЕ КОЛИЧЕСТВО УМНЫХ СЛОВ. ВОТ ТАК ЖЕ И СЛОВО «ТРАНСГУМАНИЗМ» ВЫХВАЧЕНО И ОСВОЕНО НОВЫМИ ФИМАМИ СОБАК.
А. АКШЕРОВ[53].
В данном случае А. Ашкеров конечно прав, когда замечает реинкарнацию Фимы Собак в современных трансгуманистах, способных привести своим самоопределением в оторопь любого неангажированного человека: «Темы, которые были предметом широких и оживленных дебатов на недавних форумах трансгуманистов, включают в себя такие проблемы как клонирование; распространение оружия массового поражения; контакт микрочип/нейрон; психотропные средства для развития навыков критического мышления; технология производства процессоров и закон Мура; изменения в области отношений полов и сексуальности; нейросети и нейроморфные разработки; методы продления жизни и сканирования мозга; доказательства существования жизни на Марсе; трансгуманистическая научная фантастика; квантовая криптография и «телепортация»; микроскопия с атомным разрешением как возможная основа для нанотехнологии; электронная торговля»[54]. Если еще добавить к этому, что идеи, близкие трансгуманизму, высказываются представителями самых различных сообществ, от странного и экзотичного Всероссийского Международного Конресса Адвайя Веданты (все слова с большой буквы)[55] до менее экзотичного, но не менее странного Стратегического общественного движения «Россия 2045»[56], то четко сформулировать идентичность трансгуманистов и их базовые идеи будет весьма затруднительно. Это какая–то плохо переваренная каша из различных не всегда совместимых научных идей, научной фантастики и того, что правильнее всего называется ненаучной фантастикой – фэнтази. Но поскольку трансгуманизм при этом привлекает на свою сторону довольно большое количество людей, имеет собственные издания, институции, сайты, чаты, совсем не маленькую финансовую поддержку, нельзя все же не попытаться понять притягательности положенных в его основу идей.
Трансгуманизм представляет собой довольно необычный феномен, как с научной точки зрения, так и в качестве социального явления. Самое первое, что обращает на себя внимание психолога, сам стиль рассуждения, больше присущий не научному сообществу, а скорее некой квазирелигиозной секте. Высказывания артикулируются бездоказательно, с употреблением таких вводных оборотов, как «очевидно, «известно», критические замечания игнорируются, рассматриваются как признаки косности, а работы неких «британских ученых», подтверждающих идею трансгуманистов, напротив, переоцениваются. Обычно спор ведется как бы сверху, один из трансгуманистов при общении с автором так и сказал: «Мы так далеко от Вас ушли, что нам с Вами нечего обсуждать». Это скорее сообщество для «своих», между которыми сразу устанавливаются жесткие правила отношений, а критика со стороны «чужих», воспринимаемых как «непосвященные», практически не принимается во внимание.
Историки трансгуманизма связывают появление самого термина с «Божественной комедией» Данте, где он было впервые использовано в 1312 году, правда, маловероятно, что в том же смысле, в каком его используют в настоящее время. Сейчас под трансгуманизмом понимается философское движение, в основе которого лежит предположение, что человек не является последним звеном эволюции, а значит, может совершенствоваться до бесконечности[57]. Это положение дополняется призывом к активному вмешательству в эволюционный процесс, к переходу в состояние трансчеловека[58].
«Термин «трансгуманизм» впервые применил биолог Дж. Хаксли в 1957 году. Он назвал трансгуманистом человека, который самосовершенствуется, чтобы овладеть новыми умениями и способностями, но при этом остается человеком. В то время этот термин не нашел распространения и с 1980-х годов используется в ином, современном значении, имеющем фактически противоположный смысл: трансгуманисты хотят не «остаться людьми», а наоборот — перестать ими быть, став более совершенными существами. Некоторые подчеркивают это текстуально, называя себя не трансгуманистами, а трансхьюманами (англ. transhuman; во избежание ассоциаций с гуманистами), или же нелюдями»[59].
Последователи движения утверждают, «что можно и нужно ликвидировать старение и смерть; значительно повысить умственные и физические возможности человека; изучать достижения, перспективы и потенциальные опасности использования науки, технологий, творчества и других способов преодоления фундаментальных пределов человеческих возможностей»[60]. В 1966 году ирано-американский футуролог ФМ-2030 (Ферейдун М. Эсфендиари) назвал трансгуманистами людей, имевших особое мировоззрение и стиль жизни, направленный на самосовершенствование. Это те люди, которые используют современные достижения науки и техники для перехода к «постчеловеку» — существу, обладающему принципиально новыми способностями[61].
В декларации трансгуманизма, размещенной на сайте одного из его активных последователей, директора Экстропианского института Макса Мора, сформулированы основные Экстропианские принципы, видимо составляющие суть современного этапа развития этого направления:
«Безграничный прогресс: стремление к большему интеллекту, мудрости, и эффективности, неограниченному сроку жизни, и устранению политических, культурных, биологических, и психологических ограничений в проявлении и реализации себя. Постоянное преодоление ограничений на наш прогресс и возможности. Расширение во вселенную и продвижение без конца.
Самопреобразование: утверждение непрерывного морального, интеллектуального и физического самоусовершенствования через разумное и критическое размышление, личную ответственность и экспериментирование. Стремление к биологическому и неврологическому приросту.
Практический оптимизм: питание динамического действия положительными ожиданиями. Принятие рационального, основанного на действии, оптимизма, избегающего как слепой веры, так и косного пессимизма.
Разумная технология: творческое применение науки и техники, для превышения «естественных» пределов, налагаемых нашим биологическим наследием, культурой, и окружающей средой.
Открытое общество: поддержка децентрализованных, на добровольных началах, процессов общественного согласования. Поощрение терпимости, разнообразия, долгосрочного размышления, личной ответственности, и индивидуальной свободы.
Самоопределение: поиск независимого мышления, индивидуальной свободы, личной ответственности, самоопределения, самоуважение и уважения к другим.
Рациональное мышление: приоритет разума над слепой верой. Оставаться открытыми для изменения убеждений и привычек, в целях бесконечного улучшения. Приветствуя критику существующих убеждений, в то же время быть открытым для новых идей» [62].
Даже поверхностный анализ данного текста, созданного по принципу «за все хорошее», выявляет очень интересную особенность всех трансгуманистических текстов: практически полное отсутствие указания на средства достижения поставленных глобальных задач. Если же они существуют, то представляют, по сути, апелляцию к прогрессу, который как «невидимая рука рынка» должен решить все проблемы. Даже чисто теоретические положения доказываются отсылкой к очевидности. «Новая парадигма отклоняет одно важное предположение, неявно присутствующее как в традиционной футурологии, так и фактически во всем сегодняшнем политическом мышлении. Это предположение о том, что «человеческое состояние» является неизменным. Считалось, что современные процессы могут сколь угодно перестраиваться; богатства могут быть увеличены и перераспределены; инструментальные средства могут разрабатываться и усовершенствоваться; культура может изменяться сколь угодно радикально; но что при этом сама человеческая природа не меняется. Это предположение более не правомерно, а возможно, что оно никогда и не было правомерным»[63],[64].
Почему это предположение перестало быть правомерным, авторы считают излишним доказывать, «свои» и так понимают, а перед «чужими» это делать излишне.
Отсутствие необходимых подробностей делает тексты трансгуманистов малоуязвимыми для критики. Рассмотрим, например, схематичный план ожидаемых достижений. «Главной целью трансгуманизма является бесконечное совершенствование человека с использованием всех возможных для этого способов. Для достижения этой цели трансгуманизм предлагает:
1. всячески поддерживать технический прогресс и не дать ему остановиться;
2. изучать достижения науки и техники, вовремя предотвращать опасности и нравственные проблемы, которые могут сопутствовать внедрению этих достижений;
3. расширять свободу каждого отдельно взятого человека, используя научно-технические достижения;
4. как можно более отдалить, а в идеале — отменить старение и смерть человека, дать ему право самому решать, когда умирать и умирать ли вообще;
5. противостоять учениям и организациям, имеющим цели, противоположные идеям трансгуманизма — энвайронментализм в фанатичной форме (отказ от технического развития, «возвращение к природе»), национализм, этатизм и фашизм.
Трансгуманисты поддерживают разработку новых технологий; особенно перспективными они считают нанотехнологию, биотехнологию, информационные технологии, разработки в области искусственного интеллекта, загрузки сознания в память компьютера и крионику.
Многие трансгуманисты считают, что непрерывно ускоряющийся технический прогресс уже к 2030—2050 годам позволит создать постчеловека, способности которого будут принципиально отличаться от способностей современных людей. Особенно в этом помогут генная инженерия, молекулярная нанотехнология, нейрофармацевтика, создание нейропротезов и прямых интерфейсов «машина—мозг».
Также многие трансгуманисты считают, что поскольку скорость развития техники увеличивается экспоненциально, то наступит время, когда важные открытия будут совершаться практически сразу, в одно и то же время (явление технологической сингулярности)»[65].
Спорить с подобным текстом невозможно, но когда трансгуманисты пытаются прояснить свои позиции, то зыбкость аргументации делается очевидной. Например, создание прямых интерфейсов «мозг-машина» описывается примерно таким образом: «Передача нашего сознания в виртуальный мир. Если бы мы смогли бы сканировать синаптическую матрицу человеческого мозга и смоделировать ее на компьютере, то тогда стало бы возможно перемещение из нашего биологического воплощения в полностью цифровой субстат (приняв некие философские предположения относительно природы сознания и персональной идентичности). Для надежности мы всегда могли бы иметь запасные копии, и могли бы реально пользоваться неограниченной продолжительностью жизни, обрабатывая и направляя информационные потоки в сети. Это потребовало бы, вероятно, развитой нанотехнологии. Но имеются и менее радикальные пути слияния человеческого разума с компьютерами. Сегодня ведется работа по разработке контакта микрочипа и нейрона. Технология находится пока еще на ранней стадии; но когда-нибудь она позволит нам изготовить нейропротез, посредством которого мы смогли бы «подключиться» к киберпространству»[66].
Если отбросить нагромождение «научных» слов (матрицы, синапсы, нанотехнологии, информационные потоки и пр.), то здесь мы сталкиваемся с абсолютным непониманием пока непреодолимого психофизиологического разрыва между сознанием и мозгом, кажущимися простым продолжением одного или другого. Это принципиальное непонимание распространено не только среди трансгуманистов, просто у них оно отражается в предельно открытой и наивной форме. Но оно же лежит в основе увлечения методами нейровизуализации, на успехи и перспективы которой так любят ссылаться трансгуманисты. Я нисколько не отрицаю этих действительно впечатляющих успехов, но я не могу понять, какое значение они имеют для принципиального решения психофизиологической проблемы. Связь мозга с психикой известна уже примерно несколько тысяч лет, и что собственно нового для понимания этой связи нам дает тот факт, что нейровизуализация позволяет оценить связь не вообще мозга в целом, а его отдельных частей с теми или иными психическими функциями? Суть проблемы не может быть подменена поисками локализации. Но эта логика кажется настолько естественной, что помимо «передачи нашего сознания в виртуальный мир», в рамках развития трансгуманизма планируются такие, например, акции как формирование «эмоционального благополучия путем перекалибровки центра удовольствий», создание «пилюлей индивидуальности», «реанимация замороженных пациентов»[67].
Трансгуманизм в определенном отношении является современным продолжением русского космизма в рамках «философии общего дела» и наследует все его уязвимые для критики положения[68]. Именно оттуда берут начало идеи овладения миром, бессмертия, воскрешения покойников, именно оттуда заимствуется стиль отказа от описания подробностей и логика смешения мистического и натуралистического. Еще Н.А. Бердяевым отмечалось «применение позитивно—рационалистического стиля и позитивно-рационалистических приемов к вещам мистическим», смешение христианства с язычеством[69]. Русский космизм, постепенно разделившийся на мистическое и рационалистическое крыло в работах трансгуманистов вновь оказался слитым в одно слабо дифференцированное учение.
Несовпадение желаемого и действительного интересно отражается в жизни одного из основателей трансгуманистического движения, уже упоминавшегося FM-2030. Это выдуманное имя принадлежит М. Эсфендиари сменившему своё имя, чтобы выразить надежду на то, что ему удастся прожить как минимум 100 лет, и в 2030 году отпраздновать свой сотый день рождения. Правда сила его убеждения и даже магическая операция по перемене имени не смогли помочь реализовать замысел, и он умер, не дожив до предполагаемого столетия 30 лет[70].
С психологической точки зрения привлекательность трансгуманизма можно разделить как минимум на две составляющих: логику обоснования и причины субъективной привлекательности этого учения.
Логика обоснования.
Несколько схематизируя, можно свести все теоретические положения трансгуманизма к нескольким базовым допущениям, часть из которых носит вполне научный характер. Первое — это вполне обсуждаемая гипотеза о том, что человек не является последним звеном эволюции, а значит, может совершенствоваться до бесконечности. Правда, доказательств его радикальных изменений за последние, как минимум, 5 тыс. лет не существует, но никто не может поручиться, что этого не произойдет. Это утверждение, как и многие другие утверждения трансгуманизма пока ни верифицируемо, ни фальсифицируемо.
Куда более интересна другая идея трансгуманизма, касающаяся проблемы расширения человека за счет создаваемых им орудий. «Если всерьез говорить, то трансгуманизм – это то, что отличало человечество всегда. Как только человек прибег к какому-то орудию, а орудийность – это отличительная черта человека, он сразу достроил свое тело, он сразу стал нечто большим, чем до этого. И поскольку человек – существо орудийное и, действительно, создающее технологии и существующее в технологиях, трансгуманизм – это то, что предшествовало появлению человека»[71]. Расширение человека, его трансформация и эволюция за счет использования технологий и инструментов стали темой огромного количества философских и психологических работ[72],[73],[74],[75], но этот пласт остается в идеологии трансгуманизма невостребованным, поскольку не вписывается в линейную логику рассуждения и противоречит тому, что как мы помним, утверждение, что сама человеческая природа не меняется, «более не правомерно».
Подобная логика выглядит тем более убедительной, поскольку и философия и психология любым способом стараются уйти от ответа на вопрос, существует ли какая-либо принципиальная граница, ограничивающая сущность человека от его технологической трансформации. Человек расширяет себя с помощью инструментов, позволяющих ему делать то, что было бы невозможно, если бы он оставался в своих натуральных границах: передвигаться со скоростью недостижимой для человеческого тела, видеть элементы микромира или отдаленных галактик, летать, выходить в космос и пр. Части его тела могут быть заменены на искусственные, можно вставлять зубы, суставы, сосуды и каждый год развитие медицинских и биотехнологий расширяет этот список. Тем не менее, вопрос остается открытым: что не может быть заменено в человеке, чтобы он не утратил своей сути? Отменяют ли технологические усовершенствования принципиальные различия между субстанцией протяженной и субстанцией мыслящей? В более прагматичной формулировке – до какого предела можно заменять человеческие органы протезами, чтобы человек оставался человеком. Если этого предела не существует, то трансгуманисты правы, а наше будущее – это трансформация в киборгов, дело лишь за прогрессом. Если же такой предел существует, а я уверен, что это именно так, то тогда рассуждения трансгуманистов основаны на ошибочном допущении. К сожалению, в настоящий момент ни одна, ни другая точка зрения не имеют явного преимущества. Возможным ограничением могло бы быть понятие души, но для этого было бы не плохо его раскрыть. Хотя следует отметить, что даже физики постепенно отказываются от механистических представлений о человеческой сущности, используя при этом вполне логические основания. Роджер Пенроуз, математик, физик, профессор Оксфордского университета, описывая свою эволюцию от увлечения простыми позитивистскими схемами в пользу гипотезы невыводимости сознания из субстрата замечает, что «в то время (вторая половина ХХ в. А.Т.) все были уверены, что человек – это просто сложный компьютер, и я, в общем, тоже придерживался этой точки зрения. Но некоторые сомнения у меня появились уже тогда, в основном они были связаны с теоремой Гёделя, которая обсуждалась на лекциях: алгоритмические построения исчерпывают далеко не все. Я узнал про машины Тьюринга, про компьютеры, про программирование – в основном, конечно, чисто теоретически. Я узнал, что теорема Гёделя накладывает ограничения на то, что мы можем сделать при помощи алгоритмов, и отсюда возникла идея: есть что-то за пределами алгоритмических вычислений»[76],[77].
Здесь даже в рамках самой логики, используя теорему о неполноте дедуктивных систем, можно прийти к выводу, что надежда на создание алгоритма (а алгоритм и есть дедукция) человеческого поведения не так уж естественна. Но, несмотря на эти уже артикулированные сомнения, логика редукции субстанции мыслящей к субстанции протяженной остается вполне убедительной и привлекательной.
Причины субъективной привлекательности идей трансгуманизма.
Р. Пенроуз не прав в том, что представления о человеке как о сложном компьютере были свойственны только ХХ веку. Возможно, тогда они выражались более прямолинейно, чего стоят одни исследования по искусственному интеллекту, в которые было вложено столько средств, и которые не оправдались в смысле создания именно интеллекта, хотя и привели к изобретению массы различных важных гаджетов. Логика все равно осталась неизменной, просто на место наивного «искусственного интеллекта» пришли куда более утонченные «нейрокогнитивные исследования», финансирование которых для чиновников от науки более осмысленно, чем финансирование гуманитарных проектов, поскольку если даже и не будет получено результата, то вполне понятно на какую массу железа были потрачены деньги. Хотя и работ по искусственному интеллекту никто не отменял.
Самой же привлекательной частью трансгуманистического проекта, обеспечивающей ему независимо от конкретных разочарований большое будущее, является акцент на бесконечном продлении жизни. Это еще одна точка, помимо сакральности знания, сходства трансгуманизма с религией. Фундаментальная экзистенциальная проблема смерти находит в нем свое новое решение. Если в традиционной религиозной системе она решалась допущением реинкарнации, вечного бессмертия, спасения, воскрешения, то, как заметил еще М. Фуко, с утратой привлекательности идеи спасения души, ее место начинает занимать идея спасения тела или вечной молодости[78]. В этом контексте трансгуманизм занимает почетное место наряду с Булгаковской «пересадкой яичников обезьяны», «золотыми нитями», «молодильными яблоками», «живой водой» и прочими мифологическими средствами вечной молодости. Поэтому трансгуманистский проект часто финансируется конкретными олигархами, видимо надеющимися, в случае его успеха, стать первыми потребителями технологий вечной жизни. Даже если в других обстоятельствах богатые люди склонны быть критичными в отношении предлагаемых им проектов, в случае возможности, пусть и иллюзорной, вечной жизни, актуализируются схемы магического и религиозного мышления, а желаемое принимается за действительное.
Поскольку спрос всегда рождает предложение, то всегда находится достаточное количество людей, желающих получить на свои фантастические проекты тоже фантастические, но при этом вполне реальные деньги. При этом они чаще всего руководствуются логикой Насреддина, обещавшего шаху обучить ишака говорить: важно пообещать, а потом то ли шах умрет, то ли осел. Типичная история реализации обещания бессмертия произошла со светилом отечественной геронтологии академиком Александром Богомольцем. «Он основал на Украине Институт экспериментальной биологии и патологии, был президентом Академии наук УССР и прославился благодаря своей теории долголетия — еще в 1937 году разработал и внедрил в практику антиретикулярную цитотоксическую сыворотку, которую успешно использовал для замедления процессов старения. За его работой внимательно следил Сталин: в средствах отказа не было. Поощряемый генсеком ученый вплотную занялся изучением вопроса кавказского долгожительства — ни года не проходило без экспедиций в Абхазию и Грузию. В начале 40-х академик Богомолец на научной конференции рассказал, что на Кавказе собран уникальный материал, который вскоре сможет кардинально решить проблему продолжительности жизни. По легенде, когда Сталину в 1946 году донесли, что академик Богомолец скончался на 66-м году жизни, вождь воскликнул: «Вот жулик! Всех обманул!»[79]. В действительности, как свидетельствуют апокрифы, его высказывание было еще крепче.
Граф Калиостро тоже утверждал, что живет уже несколько тысяч лет благодаря некому секрету продления жизни, рецепт которого знаменитый авантюрист продавал знатным и богатым людям Европы. Тем не менее, все, купившие его, умерли[80].
В сущностном сходстве разных изводов трансгуманизма можно убедиться, сравнивая три документа: «Манифест стратегического общественного движения «Россия 2045»», Программу недавно созданной в целях реализации Манифеста партии «Эволюция 2045» и практические рекомендации форума трансгуманистов.
«Манифест стратегического общественного движения
«Россия 2045»
1. Создание в России мирового идеологического центра для разработки сценариев технологического прорыва. Установление связи с международным сообществом и привлечение к сотрудничеству наиболее перспективных зарубежных специалистов;
2. Создание международного научно-исследовательского центра киборгизации с целью практического воплощения главного технопроекта — создания искусственного тела и подготовки человека к переходу в него;
3. Экспертный отбор и поддержка наиболее интересных проектов, работающих на обеспечение технологического прорыва;
4. Поддержка инновационных отраслей российской науки. Создание специальных учебных программ для школ и вузов;
5. Создание информационных программ для теле- радио- и интернет-вещания, проведение форумов, конференций, конгрессов, выставок, учреждение премий, а также продюсирование книг, фильмов, компьютерных игр;
6. Формирование культуры, связанной с идеологией будущего, техническим прогрессом, искусственным интеллектом, мультителесностью, бессмертием, киборгизацией.[81]»
В целях реализации манифеста предлагается довольно развернутая программа Партии «Эволюция 2045»[82], для иллюстрации фантастического характера которой приведем лишь несколько выдержек:
«Опередить такие страны, как США, КНР, а также Евросоюз в следующих отраслях: робототехника, трансгуманистическая медицина, неотранспорт, неоэнергетика, аватар-технологии, купольное строительство, технологии искусственного климата, летающий индивидуальный транспорт, нанотехнологии, космическое строительство».
«Ориентировать прикладную науку на создание прорывных, «закрывающих» технологий, в частности технологий проекта «Аватар» – главного проекта третьего тысячелетия, реализовать к 2045 году все этапы проекта «Аватар»».
«Колонизировать Луну и Марс, со временем реализовать космическую экспансию с использованием новых технологий (в том числе технологий кибернетического бессмертия человека, технологий перехода к телам-аватарам)».
«Создать систему автономной жизнедеятельности для бессмертных людей-аватаров на околоземной орбите и в пределах Солнечной системы».
«Содействовать воплощению на технологическом уровне системы божественных атрибутов: бессмертия, всемогущества, вездесущества».
«Разработать и внедрить технологии печати биологических органов человека на трехмерном принтере для нужд трансплантологии».
«Популяризировать жизненные практики и боевые искусства, основанные на синтезе духовного и телесного (йога, цигун, ушу, карате, айкидо и др.), создать для этих занятий специализированные залы в школах и вузах».
«Внедрить многоступенчатую 28-летнюю государственную систему непрерывного опережающего образования для воспитания пассионария, неочеловека будущего».
«3-летняя система обучения, рекомендуемая и поощряемая государством (развитие властно-волевых операторских способностей и сверхчувственного, экстрасенсорного восприятия, обучение управлению реальностью силой мысли)».
«Принять эволюционный трансгуманизм в качестве государственной идеологии Российской Федерации».
Манифест поражает явным оттенком безумия, диссонансом между глобальностью замыслов и полным отсутствием попытки обоснования необходимости и путей достижения манифестируемых задач. Тем не менее, желание бессмертия видимо настолько велико, что под совершенно очевидно невежественным текстом подписывается много вполне образованных ученых, и будет неудивительным, если на столь странную программу найдутся желающие ее материально поддержать.
Форум же куда более здравомыслящ, практичен и уже сегодня предлагает практические шаги в достижении возможного бессмертия[83].
1. «Используйте диеты и упражнения, чтобы поправить здоровье и увеличить продолжительность жизни;
2. Заключите договор на крионическую заморозку;
3. Зарабатывайте, инвестируя в акции технологических компаний;
4. Используйте лекарства для изменения настроения и характера или ноотропные препараты для улучшения мыслительных функций;
5. Используйте для саморазвития различные когнитивные или психологические методики (учебные методики, НЛП, управление временем, мнемонику, медитацию, критическое мышление);
6. Учитесь с пользой использовать новые информационные технологии;
7. Принимайте пищевые добавки (витамины, минеральные вещества, жирные кислоты, гормоны), чтобы понизить риск сердечно-сосудистых заболеваний и рака, и возможно, замедлить старение».
Правда рекомендации сайта Форума несколько напоминают скрытую рекламу производителей пищевых добавок, но зато предлагаемые меры куда более конкретны и понятны, чем те, что предлагаются в Манифесте.
Подводя итог анализу идей трансгуманизма, следует отметить, что его претензия на новую реализацию идей гуманизма, понимаемых видимо в виде некоторого метафизического аватара в настоящий момент несостоятельна. Более того, в то время как трансгуманисты заявляют о распространении в последние годы трансгуманизма по всему миру экспоненциальными темпами, многие философы констатируют свершившийся провал кибернетического тотализма, вызванный двумя основными причинами. «Первая может быть названа духовным провалом… Практическая проблема, которая может проистекать из этой ошибки, состоит в том, что мы становимся уязвимыми для переноса той веры, которую мы называем «надежда», с людей на гаджеты. Второй провал — поведенческий. Разработки, следующие идеалам ноосферы и кибернетического тоталитаризма, естественным образом имеют тенденцию недооценивать людей… Не должно удивлять, что такие разработки укрепляют безразличное или пренебрежительное отношение к людям»[84]. Обе ошибки объединяет одно – выхолащивание гуманизма в технологически оснащенном мире, что, по сути, является симптомом капитуляции человека перед миром машин, с которой многие не хотят примиряться[85]. Но, тем не менее, следует отметить, что традиционные философия и психология должны быть в каком-то смысле благодарны трансгуманистам. Во-первых, за то, что их позиция вынуждает вернуться к обсуждению старых фундаментальных вопросов, а во-вторых предоставляет для анализа интереснейшее социальное явление.
[1]Вступительное слово Президента Российского философского общества академика РАН И.Т. Фролова на I Всероссийском философском конгрессе, состоявшемся в июне 1997 г. В Санкт-Петербурге. / Академик Иван Тимофеевич Фролов. М. Наука. 2001 г. С. 568.
[2]«Именно крушение социализма в самом его торжестве, — писал, например, С.Франк, — образует какой-то многозначительный поворотный пункт в духовной жизни человечества, ибо вместе с социализмом рушатся и его предпосылки — та гуманистическая вера в естественную доброту человека, в вечные права человека, в возможности устроения земными человеческими средствами земного рая, которая в течение последних веков владела всей европейской мыслью» (С.Франк. «Духовные основы общества». М., 1992, с. 16).
[3] Либерализм, ставящий во главу угла индивидуальную свободу, рассматривал себя в качестве наследника идей европейского гуманизма. С точки зрения либералов в 19 в. свобода экономической деятельности индивидов не может быть ограничена ни государством, ни каким бы то ни было другими коллективными общностями. Поэтому профсоюзы рассматривались ими как такого рода посягатели на свободную игру экономических процессов. Либералы были за запрет профсоюзов. А поскольку отдельный рабочий, который с формальной точки зрения свободно нанимается на работу, не может противостоять работодателю без поддержки профсоюза, позиция либералов фактически санкционировала самую безудержную эксплуатацию (правда, в 20 в. либералы вынуждены были изменить свою позицию по этому вопросу). Между прочим, когда в марте 1991 г. одному из авторов российской шоковой терапии, известному либералу, сказали, что в одном из подмосковных районов от голода скончались несколько стариков, то он хладнокровно заметил: «Что делать? Они не вписались в рыночную экономику».
[4] См.,например: Кишинец В.М. Nano Sapiens, или Молчание небес. М., 2005.
[5]Конструирование человека. Сборник трудов Всероссийской научной конференции. 13-15 июня 2007 г. Томск, 2007. С. 4. Судя по циклу посвященных де(ре)конструкции человека конференций и публикаций, Томск, эти «сибирские Афины», стали у нас столицей философского антигуманизма. В таком случае это уже какая-то техно-тоталитарная Спарта.
[6]См.: Трансгуманизм спасет мир //www.russia.ru/video/diskurs_13487
[7]Там же.
[8]Там же.
[9]Эпштейн М. Из книги «технофантазмы» // Из Америки. Все эссе.Екатеринбург, 2005. С. 621.
[10] Эпштейн М. Homo scriptor: Введение в скрипторику как антропологию и персонологию письма. //Электронный ресурс: Культура письменной речи. www. gramma.ru /RUS
[11]См.: Эпштейн М.Н. Творческое исчезновение человека. Введение в гуманологию. // Философские науки. 2009. № 2.С. 92.
[12]Тульчинский Г. Л. Постчеловеческая персонология. С.-Петербург, 2002. С. 638.
[13] См., например: Гуревич П.С. Феномен деантропологизации человека. // Вопросы философии. 2009. № 3;Технологии свихнувшегося разума//Человек и его будущее. Новые технологии и возможности человека. М., 2012.
[14]См., например: Чеклецов В. В. Топологическая версия постчеловеческой персонологии: к разумным ландшафтам. // Философские науки. – 2010 – № 6.
[15] Лосев А.Ф. Диалектика мифа. // Философия. Методология. Культура. М., 1971. С. 78.
[16]См.: Косарев А. Философия мифа М., 2000.
[17] Борн М. Воспоминания об Эйнштейне. // Вопросы философии. 1968. № 8. С. 128.
[18] Transhumanism // Julian Huxley. In New Bottles for New Wine. London: Chatto & Windus, 1957, P. 13-17.
[19] См., напр., М.И. Фролова. «Эволюционный гуманизм» Джулиана Хаксли в «век глобализации» // «Человек», 2013, №3, С…-…
[20] Ibid., P. 15.
[21] Ibid., P. 17. Впрочем, Дж. Хьюджз относит эту цитату к работе Дж. Хаксли «Религия без откровения», опубликованной уже в 1927 г. См. Hughes, J. (2004), Citizen Cyborg: why democratic societies must respond to the redesigned human of the future. Cambridge, MA: Westview Press. Подробнее об этом: N. Bostrom. A history of transhumanist thought // Journal of evolution and technology – Vol. 14, Issue 1. April 2005. Р. 1-25.
[22] Подробнее см. на сайте Российского трансгуманистического движения http://www.transhumanism-russia.ru/
[23] F. Fukuyama. Our Posthuman Future: Consequences of the Biotechnology Revolution. Farrar, Straus and Giroux, 2002, Ch. 1.
[24] Д.И. Дубровский. Биологические корни антропологического кризиса. Что дальше? // «Человек», 2012, №6, С. 52.
[25] Там же.
[26] Там же, С. 53.
[27] Там же.
[28] Юдин Б.Г. В: Конструирование человека: сб. тр. Всероссийской науч. конф. 13–15 июня. Томск, 2007. С. 4.
[29] Кутырев В.А. Куда сдвигать гуманитарный вектор? // Гуманитарный вектор. – 2012. — №3 (31). С. 10.
[30] Там же.
[31] Там же.
[32]http://www.transhumanism-russia.ru/content/view/10/8/
[33] Нижеследующие определения приводит А. Сандберг: Sandberg, Anders (undated).Definitions of Transhumanism. http://www.aleph.se/Trans/Intro/definitions.html
[34] Transhumanist Declaration: http://humanityplus.org/philosophy/transhumanist-declaration/
[35] Маркс К. Тезисы о Фейербахе// Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2-е изд. М., 1955. Т. 3. С. 4.
[36]Fransis Fukuyama. Transhumanism // Foreign Policy, September 1, 2004.
[37] Ibid.
[38] Ibid.
[39] Ibid.
[40] Rifkin J. Die dritte industrielle Revolution: Die Zukunft der Wirtschaft nach dem Atomzeitalter. – Frankfurt a. M.: Campus, 2011.
[41] Greenspan A. Mein Leben für die Wirtschaft. – Frankfurt a. M.; N.Y.: Campus, 2007. – S. 503.
[42] Hörz H. Sind Kriege gesetzmäßig? Standpunkte, Hoffnungen, Handlungsorientierungen. – B.: Forschungsinstitut der Internationalen Wissenschaftlichen Vereinigung Weltwirtschaft und Weltpolitik, 2010. – (Europäische Integration: Grundfragen der Theorie und Politik. – N 23).
[43] Hörz H. Globale Probleme der Menschheitsentwicklung // Deutsche Ztschr. für Philosophie. – B., 1982. – Bd. 30, N 11. – S. 1301–1322.
[44] Hörz H. Selbstorganisation sozialer Systeme: Ein Modell zum Freiheitsgewinn der Persönlichkeit. – Münster: LIT, 1993.
[45] Hörz H.E. Der lange Weg zur Gleichberechtigung: Die DDR und ihre Frauen. – B.: trafo, 2010.
[46] Hörz H. Wie ist das Utopie-Defizit in Wissenschaft und Politik zu überwinden? Erfahrungen und Konsequenzen // Berichte der Internationalen Wissenschaftlichen Vereinigung für Weltwirtschaft und Weltpolitik (IWVWW). – B., 2013. – Jg. 23, N 198. – S. 19–38.
[47] Hörz H. Wahrheit, Glaube und Hoffnung: Philosophie als Brücke zwischen Wissenschaft und Weltanschauung. – B.: trafo, 2007.
[48] Huntington S.P. Kampf der Kulturen / The clash of civilizations: Die Neugestaltung der Weltpolitik im 21. Jahrhundert. – München; Wien: Europa-Verl., 1996; Huntington S.P. Who are we? Die Krise der amerikanischen Identität. – Hamburg; Wien, Europa-Verl., 2004.
[49] Fukuyama F. Das Ende des Menschen. – Stuttgart; München: Deutsche Verlags-Anstalt, 2002.
[50] Ср.: Beyond humanism: Trans- and posthumanism / Jenseits des Humanismus: Trans- und Posthumanismus / Ed. by S.L. Sorgner. – Frankfurt a. M.: Peter Lang, 2011–. (Серия из нескольких томов).
[51] Jaspers K. Über Bedingungen und Möglichkeiten eines neuen Humanismus. – Stuttgart: Reclam, 1962. – S. 50. Данная лекция была прочитана в 1949 г. и слегка переработана в 1962 г.
[52] Kant I. Kritik der reinen Vernunft. – A 296.
[53]А. Акшеров. 2012, Трансгуманизм спасёт мир,http://irsolo.ru/andrej-aksherov-transgumanizm-spasyot-mir/
[54] Российское Трансгуманистическое Движение, http://transhuman.ru/biblioteka/transgumanizm/chto-takoe-transgumanizm
[55] Всероссийский Международный Конресс Адвайя Веданты http://congress.advayta.org/nashi-meropriyatiya/transgumanizm.html
[56]Манифест стратегического общественного движения «Россия 2045», http://2045.ru/manifest
[57] Max More 1998, http://www.maxmore.com/extprn3.htm.
[58] Энциклопедия трансгуманизма. http://t-human.com/wiki/трансгуманизм
[59] Что такое Трансгуманизм? http://newtime.forumbb.ru/viewtopic.php?id=4
[60] Что такое Трансгуманизм? http://newtime.forumbb.ru/viewtopic.php?id=4
[61] Энциклопедия трансгуманизма. http://t-human.com/wiki/трансгуманизм
[62] Max More 1998, http://www.maxmore.com/extprn3.htm.
[63] Российское Трансгуманистическое Движение, http://transhuman.ru/biblioteka/transgumanizm/chto-takoe-transgumanizm
[64] N. Bostrom A History of Transhumanist Thought. Journal of Evolution and Technology — Vol. 14 Issue 1 — April 2005
http://jetpress.org/volume14/bostrom.html
[65] Что такое трансгуманизм? http://newtime.forumbb.ru/viewtopic.php?id=4
[66] Что такое трансгуманизм? http://transhuman.ru/biblioteka/transgumanizm/chto-takoe-transgumanizm
[67]Что такое трансгуманизм? http://transhuman.ru/biblioteka/transgumanizm/chto-takoe-transgumanizm
[68]Федоров Н. Ф. Сочинения. -М.: Мысль, 1982. 712 с. (Серия: Философское наследие).
[69] Бердяев Н. А. Религия воскрешения («Философия общего дела» Н. Ф. Федорова) // Грёзы о Земле и небе. -СПб., 1995.
[70] Fereidoun M. Esfandiary. http://t-human.com/wiki/FM-2030
[71]А. Акшеров. 2012, Трансгуманизм спасёт мир
[72]Фрейд З. Недовольство культурой// Психоанализ. Религия. Культура, 1992.
[73]Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. М. 2003.
[74]Ланир, Дж. Вы не гаджет. Манифест. М., 2011.
[75]Емелин В.А., Тхостов А.Ш. Технологические соблазны информационного общества: предел внешних расширений человека // Вопросы философии, 2010, №5.
[76] Добрынин С. Вселенная не в своем уме. Нормальный человек понять ее не способен. http://slon.ru/future/vselennaya_ne_v_svoem_ume_normalnyy_chelovek_ponyat_ee_ne_sposoben-927723.xhtml.
[77] Penrose, R. The Road to Reality: A Complete Guide to the Laws of the Universe, Vintage Books, NY, 2005.
[78]Фуко М.. Рождение клиники. –М., Академический проект, 2010.
[79]Кудрявцева Е. «Химия» и смерть, http://www.ogoniok.com/5063/3/
[80] Матвеев А. Вечная жизнь – миф или будущее человечества?
http://www.km.ru/zdorove/2013/01/31/zdorove/702937-vechnaya-zhizn-mif-ili-budushchee-chelovechestva
[81] Манифест стратегического общественного движения «Россия 2045», http://2045.ru/manifest
[82] Фрагмент проекта программы партии «Эволюция 2045» http://www.2045.ru/articles/31427.html
[83] Что такое трансгуманизм? http://newtime.forumbb.ru/viewtopic.php?id=4
[84]Ланир, Дж. Вы не гаджет. Манифест. -М., 2011. С. 125.
[85]Емелин В.А. Киборгизация и инвалидизация технологически расширенного человека//Национальный психологический журнал № 1, 2013, стр. 12-18.
Lorem ipsum dolor sit amet, consectetur adipiscing elit. Ut elit tellus, luctus nec ullamcorper mattis, pulvinar dapibus leo.