Академик Фролов Иван Тимофеевич

X чтения (2010)

ПРОГРАММА

НАУЧНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ

«ЧЕЛОВЕК И ЕГО БУДУЩЕЕ»

(Х ФРОЛОВСКИЕ ЧТЕНИЯ)

 Открытие конференции – Директор Института философии РАН, акад. А.А. Гусейнов.

 Возможно ли постчеловеческое будущее. – Акад. В.А. Лекторский.

Горизонты человеческого существования. – Д. ф. н. П.С. Гуревич.

Память в биологии и обществе. – Акад. АМН К.В. Анохин.

Системный подход к психофизиологическим проблемам. – Д. псих. н. Б. Н. Безденежных.

В поисках остановленного мгновения: счастье в жизни человека. – Д. псих. наук Д.А. Леонтьев.

Будущее человека через четверть века. – Чл.- корр. РАН Б.Г. Юдин.

Перспективы человека: жизнь или прельщение (у)совершенствованием. —  Д. ф. н. В.А. Кутырев.

Люди слова и люди цифры. – Д. ф. н. А.А. Пелипенко.

Вырождение – будущее человека? – Д. ф. н. Ю.В. Хен.

Выход за пределы возможного. Проект «Геном человека». – Д. биол. н. П.М. Чумаков.

Будущее человека как риск. – Д. ф.н. П.Д. Тищенко.

О непредопределенности человеческого существования. – К. ф. н. С.Н. Корсаков.

Креативность как необходимое качество человека будущего. – К. псих. наук Г.Б. Степанова.

 Социальное будущее человека в парадигме модернизации. – Д. ф. н. В.П. Веряскина.

Генетика поведения и психология: есть ли общее будущее? — Д. псих.наук М.С. Егорова.

ЮБИЛЕЙНЫЕ ФРОЛОВСКИЕ ЧТЕНИЯ

2 ноября 2010 г. в зале заседаний учёного совета Института философии РАН состоялись очередные Фроловские чтения. Организаторами Чтений выступили Институт философии и журналы «Вопросы философии» и «Человек». Чтения 2010 г. – юбилейные, десятые по счёту. Впервые Фроловские чтения были проведены на Волхонке, 14 в 2001 г. Они посвящены памяти выдающегося русского философа академика Ивана Тимофеевича Фролова (1929 – 1999). И.Т. Фролов сформировал в своих работах современную проблематику отечественной философии биологии, глобалистики, этики науки и биоэтики и выдвинул программу комплексного изучения человека. В Чтениях приняло участие свыше ста человек.

X Фроловские чтения были посвящены теме «Человек и его будущее». Открыл конференцию директор Института философии РАН академик А.А. Гусейнов, который отметил, что Фроловские чтения проверены временем и стали уже в определенном смысле знаковыми для Института.

В очень содержательном докладе академик В.А. Лекторский раскрыл позитивное и негативное влияние, которое оказывает на человеческую природу прогресс науки и техники. П.С. Гуревич как всегда образно говорил о проблемах человеческого существования. Член-корреспондент РАН Б.Г. Юдин подчеркнул актуальность и современное звучание идей о перспективах человека, высказанных в работах И.Т. Фролова еще в 1980-е гг.

Чрезвычайно интересным для философской аудитории стал блок докладов представителей конкретных наук: генетики, физиологии, психофизиологии, психологии, подчеркивавших роль этих наук для будущего развития человека. П.М. Чумаков рассказал об истории и реализации проекта «Геном человека». М.С. Егорова рассмотрела вопрос о связи генетики поведения с психологией. Вопросам медицинской генетики был посвящён доклад Ю.В. Хен. Б.Н. Безденежных говорил о возможностях системного подхода к психофизиологическим проблемам. Вопросам счастья и смысла жизни был посвящён доклад Д.А. Леонтьева. Особый интерес собравшихся вызвал весьма фундаментальный и одновременно доступный для неспециалистов доклад К.В. Анохина. Он рассказал о современном состоянии исследований процессов памяти в мировой науке и обратил внимание на прогностическую силу тех философских обобщений, которые были сделаны И.Т. Фроловым относительно будущего развития нейронаук, в частности наук о мозге.

В своём страстном, эмоциональном выступлении В.А. Кутырев боролся против антигуманных следствий постомодернизма. Сотрудники Отдела комплексных проблем изучения человека П.Д. Тищенко, С.Н. Корсаков рассмотрели в своих докладах философские вопросы «пограничных» проблем человеческого существования. Социально-философским вопросам было посвящено выступление В.П. Веряскиной.

По результатам Чтений в ближайшее время в издательстве «УРСС» выйдет книга «Человек и его будущее». В нее войдут и статьи по темам двух предыдущих Чтений: «Философские проблемы биологии человека» и «Комплексное познание человека в единстве социальных и биологических качеств».

Следующие Фроловские чтения намечены на 22 ноября 2011 г. Тема Чтений: «Влияние современных технологий на развитие человека».

Ответственный секретарь Оргкомитета к.ф.н. Г.Л. Белкина (Москва)

И.Т. Фролов

ЧЕЛОВЕК И ЕГО БУДУЩЕЕ

(научный, социальный и гуманистический аспекты).[1]

         Проблема человека и его будущего, широко обсуждающаяся в современной науке и философии, приобрела сегодня поистине глобальный характер.

         Сегодня уже нет такой социально-философской и политической доктрины, которая не ставила бы эту проблему как ключевую, решающую. Такой интерес к проблеме человека вызван рядом причин, и прежде всего тем, что развитие мировых событий, рост производства и культуры предъявляют новые требования к деятельности человека, его сознанию и самосознанию, волевым и нравственным качествам. Возрастающее воздействие на биологию, генетику и психику человека новых факторов и условий жизнедеятельности (интенсификация труда, а также рост стрессовых состояний в повседневной жизни человека, концентрация химических и других веществ в среде обитания человека), приводит к увеличению наследственных дефектов и заставляет окрашивать многие ответы на вопрос, касающийся будущего человека в пессимистические, а порой и трагические, даже апокалипсические тона.

         «Антропологический» подход, весьма распространенный в современной западной футурологической литературе, не может, однако, явиться основой реальных действий, обеспечивающих будущее, благоприятное для развития человека и человечества, так как исходит из абсолютизации «человеческой природы» в ее отрыве от социальных факторов. Это относится в какой-то мере и к идеям, изложенным, в частности, В. Феркиссом в книге «Технологический человек: миф и реальность» [2], где в философской форме рассматриваются судьбы человека в век науки и техники. В. Феркисс говорит о грядущей «экзистенциальной революции», т.е. о таком самопреобразовании человечества, которое приведет его к появлению нового «технологического человека», радикальным образом отличающегося от современного «индустриального человека».

         Подобный подход достигает своих предельных форм во всякого рода биологизаторских концепциях «человеческой природы». Конечно, «биологическая детерминанта» играет свою роль в развитии человека, но она крайне гипертрофируется сегодня в ряде футурологических экстраполяций, касающихся человека и его будущего.

         Сама логика многих современных биологических исследований приводит науку к весьма сложным и деликатным человеческим проблемам, для которых по крайней мере сегодня, трудно найти какое-либо однозначное решение. С другой стороны, появляются тенденции, к такой интерпретации новых проблем, относящихся к биологии и генетике человека, которая требует основательной критики вследствие явной опасности для будущего человечества.

         Речь идет прежде всего о всякого рода проектах радикальной перестройки человека, в частности его генетики, о таком вмешательстве в функционирование его мозга и психики, которое привело бы, в сущности, к возникновению «нового вида», существенно отличающегося от вида Homo sapiens, к созданию «сверхчеловека», наделенного «сверхмозгом» и необычайными умственными и психическими способностями. Необходима ли такая перестройка, диктуется ли она реальными потребностями человека и к каким последствиям для рода человеческого она может привести? Вот вопросы, которые неизбежно при этом возникают. Вместе с тем они являются следствием и более общих актуальных для современного человечества проблем адаптации его к условиям существования, изменяющимся под влиянием научно-технической революции и вызванных ею факторов. Социальное развитие по отношению к биологии человека не всегда и не во всем приводит к благоприятным результатам. Обсуждение и учет негативных последствий воздействия некоторых социальных факторов на человеческий организм – одна из важнейших проблем современной науки.

         Биологическая адаптация человека понимается в настоящее время предельно широко и не сводится только к сохранению биологического гомеостаза, т.е. к достижению устойчивого равновесия и саморегуляции живого организма в изменяющихся условиях среды. Существуют также и активные формы поддержания гомеостаза через специфически человеческую деятельность – социальную и техническую. В итоге оказывается, что для человека адаптация охватывает широкий круг факторов биологического и социального характера (причем последние подчиняют себе во многих случаях первые). Это ставит большие задачи и проблемы не только перед биологией человека, но и перед социологией, психологией и педагогикой, теорией нравственного воспитания и научной организации труда.

         Человек будущего, безусловно, необычайно расширит свои адаптационные возможности с помощью самых разнообразных средств, включая фармакологию и психотерапию, и это даст ему возможность полноценно и без ущерба для здоровья действовать в самых сложных, подчас экстремальных условиях. Уже сегодня получены серьезные данные, которые свидетельствуют о новых, неизвестных ранее резервах биологической природы человека и его психофизиологических возможностях. «Биологическое оснащение» человека ярко обнаруживает свою универсальность. Человек как «венец природы» должен высвободить и новые резервы своей биологической природы, направляя их по пути гармонизации с социальными, психическими и нравственными силами, которые он пока еще не научился прочно удерживать в гомеостатическом состоянии.

         Это касается, например, так называемых стрессовых состояний, а также всякого рода психических аномалий, возникающих в экстремальных условиях эмоциональной напряженности и т.п. В настоящее время разрабатываются разнообразные методы, с помощью которых можно было бы бороться с болезнетворным эффектом этих состояний. Однако это – в основном дело будущего. Науке предстоит разгадать еще немало таинственных свойств биологической природы человека. И самая большая загадка – это человеческий мозг, психика как комплекс сознания и инстинктов, человеческий интеллект. Поиски в этой сфере дадут, по-видимому, самые впечатляющие научные результаты в будущем.

         Изучение деятельности мозга – одна из сложнейших проблем современной науки. Она непосредственно связана с общим решением вопроса о соотношении биологического и социального в развитии человека и с определением как путей и методов активного влияния на интеллектуальную деятельность, сознание и психику человека, так и их допустимых – с социально-этической и гуманистической точки зрения – пределов и форм.

Современная нейрофизиология находится в процессе бурного роста, который, по мнению некоторых ученых, в ближайшие полстолетия приведет к решению главных вопросов, поставленных наукой о мозге на протяжении многих веков ее развития. Это касается изучения деятельности мозга не только на клеточном и молекулярном уровнях, но и на целостном, предполагающем исследование системных связей и взаимодействий.

         Универсальная организация мозга человека, определяющая уже на молекулярном уровне специфическую способность нервных клеток к системному функционированию, обеспечивает возможность высшей нервной деятельности человека, психических процессов, проявлений интеллекта, сознания. Организация мозга в существенной степени зависит также от наследственных детерминант, и поэтому в науке ставится задача расшифровки нейрофизиологического кода психических явлений, решение которой будет способствовать более эффективному использованию резервов мозга. Здесь возникает много сложных проблем, как естественнонаучных, так и социально-этических. Многие ученые, признавая допустимость искусственного влияния на работу мозга (химические стимуляторы, электрические воздействия и т.п.), выражают серьезные опасения по поводу тех отрицательных последствий, которые могут возникнуть в этой связи, и озабочены тем, как их следует избежать. По мнению П.К. Анохина, «если когда-то состоятся попытки сделать интеллектуальные способности продуктом химических и обучающих лабораторий, то вполне может случиться так, что при последующем развитии науки с более высокого ее уровня мы увидим, что внесли в мозг человека необратимые изменения, которые, к несчастью, уже нельзя будет устранить» .[3]

         Поэтому, очевидно, задача заключается в том, чтобы для повышения активности интеллекта эффективнее использовать уже имеющиеся ресурсы мозга, которые пока заключены в его неведомых тайниках. Говоря же о будущем совершенствовании деятельности человеческого мозга, следует иметь в виду, что наука еще не дала ответа на вопрос о том, не появятся ли новые резервы и ресурсы мозга в ходе естественной эволюции определенных его участков.

         Сейчас трудно более или менее точно сказать, в каком направлении, и, главное, какими методами будет осуществляться это развитие. По-видимому, это будет не какой-то один метод, естественный или искусственный, а метод комплексный, с помощью которого, как считают многие ученые, мы, быть может, «сумеем способствовать обратному воздействию разума на его собственную материальную основу – физиологию мозга».[4] Такое «обратное воздействие разума» мы видим, в частности, и в тех новых направлениях и формах соединения нейрофизиологических исследований с техническими и даже поведенческими науками, которые дают в последние десятилетия биокибернетика и эргономика, научная программа, предусматривающая создание «искусственного интеллекта», и развитие психологии. Все эти перспективные направления открывают новые возможности и резервы развития человека.

         Кибернетическое моделирование нейрофизиологических механизмов человека и их техническое воспроизведение в ЭВМ в целях создания «искусственного интеллекта», который мог бы исполнять неограниченно широкий круг функций естественного интеллекта, также открывают новые пути «обратного воздействия разума». Здесь еще много неясных и дискуссионных проблем, касающихся, в частности, исходных определений интеллекта и разума (что находит даже чисто внешнее выражение в том, берутся ли эти слова в кавычки или нет). Дело, впрочем не в этом формальном признаке, а в существе вопроса, так как одни ученые вообще отрицают возможность «создания» «искусственного интеллекта» и тем более разума, а другие, напротив, видят здесь неограниченные перспективы.

         Несомненно одно: биокибернетические исследования будут способствовать существенному расширению интеллектуальных и психофизиологических возможностей человека и получат еще более широкое применение в медицине будущего, в эргономике – науке, комплексно изучающей человека в определенных условиях деятельности, связанной с использованием технических средств. Анализ психофизиологических явлений в экстремальных условиях высокого нервно-эмоционального напряжения, в частности при управлении техникой, обнаруживает не только большие и еще мало изученные возможности человека, но и существенные индивидуально-психологические различия между людьми. Учет этих различий, изучение психофизиологических явлений, возникающих во взаимодействии человека с комплексом факторов, которые сопутствуют его деятельности – один из основных путей не только психофизиологической адаптации человека, но и развития у него соответствующих способностей. Так, эргономика, используя данные и методы биологии, физиологии, психологии, технических и социально-экономических наук и обращаясь к человеку как субъекту деятельности, прежде всего трудовой, выявляет его резервы и творческие возможности, включая высшие проявления психики. Тем самым она выполняет глубоко гуманную роль, так как по справедливому замечанию Х. Дельгадо, «управление гигантскими силами, вызванными к жизни человеком, требует развития определенных психических свойств, способных направить разум не только на покорение природы, но и на то, чтобы сделать цивилизованной психику человека».[5]

         Еще большее значение приобретают в связи с этим психологические исследования, и в частности те, в основе которых лежит изучение нейрофизиологических предпосылок психики, и прежде всего широкой системной взаимосвязи ее социальных механизмов в контексте человеческой деятельности. Психология будущего приобретает на известной стадии развития науки доминирующее значение, так как она в наибольшей степени конкретизирует и объединяет комплекс наук, изучающих человека, в частности, в аспекте его природно-биологического существования, а также в высших проявлениях его творческой деятельности. Высказывается даже предположение, что психология будущего, исследующая, в частности, «человека природы» и «человека культуры» в их взаимосвязи и взаимодействии, в конечном счете трансформируется в новый вид антропологии, включающей в себя философско-политический контекст проблемы, ее ценностные аспекты, а также соединяющей теоретические и экспериментальные исследования с практической сферой деятельности. Сбудется ли это предсказание, покажет время, однако развивающееся уже сегодня комплексное исследование психики человека дает, как нам представляется, серьезные основания для подобных прогнозов.

         Следует еще раз подчеркнуть, что успехи современной науки в исследовании биологии, генетики и психики человека не только позволяют ему лучше адаптироваться к новым факторам природной и искусственной среды, чрезвычайно изменившимся под влиянием научно-технической революции, социальных преобразований и пр., но и открывают перед ним перспективу активного преобразования своей биологической природы применительно к новым задачам в сфере познания и практики, во всех проявлениях его жизни как свободного и гармонически развитого существа. Изменится ли при этом его физический облик и в каком направлении? Не придет ли на смену Homo sapiens какой-то «сверхчеловек», во всех отношениях отличающийся от современного? Не возникнут ли какие-то новые формы человеческого существования, соединенного с биокибернетическими устройствами, — своеобразные «биокиборги»? Не вступит ли человечество в новую стадию своей эволюции, на которой человек будет создаваться в значительной мере искусственно как «фабрикуемый» с помощью генной инженерии и биокибернетики «сверхчеловек», обладающий экстрасенсорными качествами?

         Эти и другие вопросы не являются надуманными, и к подобным предположениям и проектам обращаются не только фантасты, но порой и серьезные ученые. Научные прогнозы о человеке будущего сопровождаются зачастую разного рода утопиями, которые апеллируют к науке и пытаются опереться на экстраполяции, исходящие из ее современных достижений, обращая их в будущее.

         Идея искусственного конструирования человека, т.е. своеобразной «гомоинженерии», делающей человека равным если уж не самому господу богу, то по крайней мере его антиподу – демону, существует, наверное, столько же времени, сколько  и сам человек с его способностью к фантазиям, грезам, мифам, да и к научному прогнозированию также. В науке они возникла вначале как смутное, смешанное еще с донаучными мифами ощущение зарождающейся силы и могущества научной мысли, как устремленная в будущее фантазия и вместе с тем как опасение грядущей «демонии» науки. Вспомним Гёте и его «Фауста», где он вывел нового «героя» Гомункула, лабораторного «двойника» человека, созданного Вагнером с помощью Мефистофеля. Правда, уже Гомункул сознает, что ему надо еще «поставить точку над i», т.е. «доделаться», чтобы в полной мере стать человеком. И Гёте замечает в связи с этим, что такие существа, как Гомункул, еще не омрачены и не ограничены законченным воплощением человека.

         Но уже у Мэри Шелли в романе «Франкенштейн, или Современный Прометей» конструирование человекоподобного монстра получило все те негативные последствия, которые и сегодня сопровождают многие утопические проекты выведения «нового человека» с помощью науки. О. Хаксли в нашумевшем романе «Прекрасный новый мир» довел до абсурда эту идею, которая, однако, до их пор продолжает смущать умы отнюдь не только писателей-фантастов, но и ученых, апеллирующих, в частности, к евгенике и ее новым вариантам, связанным с попыткой использовать методы генной инженерии в целях «конструирования» человека.

         Как известно, термин «евгеника» был предложен в 1869 г. Ф. Гальтоном в книге «Наследственность таланта, его законы и последствия», где автор, во-первых, показал, что наследственность человека, как и любого другого живого существа, подчиняется законам генетики, во-вторых поставил задачу улучшения наследственности человечества с помощью увеличения и селекции полезных качеств и уменьшения или устранения вредных. Поскольку частота последних коррелировала с  частотой близкородственных браков, ограничение таких браков, медико-биологическое консультирование способствуют снижению возможностей для проявления вредной наследственности. Это является целью «негативной» евгеники, совпадающей во многом с тем, чем сегодня занимается медицинская генетика. Что же касается евгеники «позитивной», то она ставит перед собой более широкие цели: выведение «нового человека» путем селекции генотипов, полученных в потомстве людей, обладающих выдающимися умственными или физическими качествами. Это направление евгеники было использовано (иногда вопреки гуманным намерениям его сторонников) разного рода реакционерами и расистами, в особенности теоретиками и практиками фашистской «расовой гигиены» и геноцида.

         Подобная дискредитация идей евгеники, разумеется, не могла не привести к ее полному банкротству, хотя во многих случаях она опиралась на ряд обоснованных генетикой предположений и на авторитет крупных ученых, известных своими гуманистическими взглядами (Н.К. Кольцов, Г. Меллер, Дж. Б. С. Холдейн, Дж. Хаксли и др.). Правда, основной постулат «классической» евгеники – о возможности направленного выведения путем селекции людей с выдающимися интеллектуальными способностями – был опровергнут современной генетикой, а также наукой о человеке и его индивидуальном и историческом развитии. Это заставило многих сторонников евгеники пересмотреть некоторые ее первоначальные догмы и больше обращаться, в частности, к социальным проблемам развития человека. Тем не менее основные ее постулаты оставались неизменными. Особенно отчетливо эта идея была выражена в книге Г. Меллера «Из ночи: взгляд биолога на будущее». На Втором международном конгрессе по генетике человека (1961 г.) он развил эту идею в концепции «зародышевого выбора», замечая, правда, что он не гарантирует здесь полного эффекта, так как проявление признаков человека зависит и от социального окружения и развития. Меллер связывал осуществление евгенических идей с определенными социально-экономическими изменениями капиталистического общества.

         Хотя эти идеи вызвали возражения у ряда крупнейший генетиков (Ф. Добжанский, Дж. Бидл, Б. Глас и др.), у евгеники нашлось и много сторонников среди современных ученых. Некоторые из них от теоретической поддержки ее идей перешли к практике: известно, что ряд лауреатов Нобелевской премии передали свою сперму для хранения и использования. Этому немало способствовала энергичная деятельность друга Меллера – американского бизнесмена Р. Грэма, создавшего банк для хранения спермы и выявившего женщин, согласившихся участвовать в эксперименте по созданию «суперлюдей».

         Сегодня подобные проекты зачастую связываются с возможностью применения к человеку методов генной инженерии, клонирования и т.п. Неоевгенические идеи получают в наши дни во многих случаях новые обоснования и формы реализации, включающие ряд существенных условий. Характерно, что неоевгеника делает больший, чем это было в старой евгенике, упор на средства реализации своих проектов, на их моральность, нравственную допустимость. Речь идет, как правило, о «благородной форме евгенизма» (П. Тейяр де Шарден), которая должна применяться постепенно, в перспективе столетий и на добровольной основе. При этом позиции крайнего сциентизма, социал-биологизма, защищаемые рядом современных неоевгеников, подвергаются довольно основательно критике, так сказать, «изнутри». Подобная критика имеет большое значение в борьбе против неоевгеники, поскольку она определяется соображениями гуманизма, общего понимания социальной ответственности ученых.

         Это не значит, конечно, что вообще, в принципе невозможно и нежелательно какое бы то ни было активное вмешательство в наследственность человека и что даже в отдаленном будущем перед человечеством не откроется реальная перспектива изменения в желаемом направлении его биологической природы. Однако следует четко отличать научную возможность от реальной практики, которая не может руководствоваться абстрактными предположениями и требует конкретного определения социальных условий реализации той или иной идеи. В современных же условиях неоевгенические проекты объективно могут играть и действительно играют только реакционную социальную роль. Их реализация означала бы, по моему глубокому убеждению, генетическую катастрофу для человечества, гораздо более опасную, чем та, которую рисует неоевгеника и от которой она обещает нас спасти.

         Отвергая неоевгенику по чисто научным, а также социальным, философским, гуманистическим и этическим соображениям, мы не можем вместе с тем не видеть тех реальных перспектив человека в биологическом плане, которые открываются, в частности, в связи с исследованием проблем медицинской генетики, получивших интенсивное развитие в последние годы, особенно в результате успехов генетической (генной) инженерии. Эти исследования ставят новые, порой не менее сложные проблемы. Отсюда ясно, как важно видеть социальные аспекты генетико-антропологических исследований, осознавать их гуманистическую направленность, исключающую сциентистские, манипуляторские подходы к человеку и исходящую из уважения его свободы и уникальности.

         Есть основания предполагать, что задачи, которые ставит перед собой «позитивная» евгеника, не будут актуальными ни с научной, ни с социальной точек зрения еще очень длительное время, так как человечество может успешно развиваться и на имеющейся генетической основе. Когда же эта задача станет актуальной, человечество найдет достойные формы ее решения и будут выработаны разумные, благородные, гуманные способы практического применения науки о прогрессивном изменении наследственности человека (будет ли эта наука называться евгеникой или нет, другой вопрос). Ведь помимо всего прочего, то, что возможно, не значит еще, что это необходимо, реально и гуманно. В условиях «расколотого мира» всякая возможность изменяющего воздействия на человека крайне опасна и ее реализация способна принести людям лишь новые беды. Кроме того, и сама наука находится где-то в самом начале познания человека, и то, что мы знаем, неизмеримо меньше того, чего мы еще не знаем. Здесь непоправимый вред может принести не только злой умысел, но и невежество, сциентистски самодовольное, а потому очень опасное.

         Что касается будущего, причем весьма отдаленного, то в этой области, как я думаю, предстоят крупнейшие события, может быть самые крупные за всю историю науки, которая вступит тем самым в «век человека», когда вся мощь научного знания обратится к человеку как своему главному объекту. Но для этого нужны соответствующие разуму и гуманности социальные условия, которые породят и новый этос науки. И на этой стадии, может быть, придет осознание уникальности человека разумного и гуманного, а какие выводы последуют из этого – судить не нам. Во всяком случае, реализация проектов изменения биологической природы человека возможна лишь на завершающей стадии «века биологии» и при достижении социальной однородности человечества. Именно это и позволит решать в будущем проблемы его биологического совершенствования в соответствии с тем идеалом, который создавался человеком на протяжении истории в мифах и утопиях и который он утвердит в будущем как результат синтеза науки и искусства, разума, добра и красоты.

         Такой мировоззренческий и социальный подход, учитывающий многообразные гуманистические аспекты проблемы, следует, по-видимому, распространить не только на неоевгенические проекты «фабрикуемого сверхчеловека» путем его генетического «конструирования», но и на любые проекты качественной переделки биологической природы человека с помощью «медицинской инженерии» и т.п., создания «человека разумнейшего» путем искусственных методов воздействия на психику, конструирования «биокиборга» — Machina sapiens, в котором бы органично объединялись биологические качества человека и «искусственный разум», силы его «подсознания» и «экстрасенсорность» с биокибернетическими устройствами и т.п. Здесь также научные прогнозы и предположения сталкиваются с разнообразными утопиями и вненаучными спекуляциями, требующими демистификации и рационального объяснения. Научное познание обнаруживает и многие новые тайны человека, его биологической индивидуальности, его психики, требующие объективного анализа.

         Потенциальные возможности изменения человеческой индивидуальности с помощью генетических методов, пересадки или регенерации органов, нейрохирургии или нейрофармакологии ставят перед наукой и обществом в острой форме вопрос о гарантиях сохранности будущих поколений. Для этого необходимо установить допустимые пределы манипулирования основным генетическим материалом человека как биологического вида, вообще всякого воздействия на его индивидуальные качества.

         Вопросы эти не простые и не легкие, и не случайно они стали предметом серьезной озабоченности мировой общественности. Так, Всемирная организация здравоохранения во исполнение резолюции Генеральной Ассамблеи ООН от 19 декабря 1968 г. «Защита человеческой личности и физической и интеллектуальной неприкосновенности в свете прогресса биологии, медицины и биохимии» подготовила в 1970 г. специальный документ «Права человека и здравоохранение в условиях прогресса биологии и медицины», в котором, в частности, рассматривался и вопрос о пересадке органов и тканей. В документе анализировались подходы и условия, при которых такие операции могут быть научно и этически мотивированы.

         В связи с этим современная наука ставит в очень острой форме вопросы, относящиеся к медицинской этике, деонтологии, устанавливающей морально-нравственные принципы и обязательства, подобные знаменитой «клятве Гиппократа». Хорошо сказал об этом великий гуманист А. Швейцер: «Этична только абсолютная и всеобщая целесообразность сохранения и развития жизни, на что и направлена этика благоговения перед жизнью. Любая другая необходимость и целесообразность не этична, а есть более или менее необходимая необходимость или менее целесообразная целесообразность. В конфликте между сохранением моей жизни и уничтожением других жизней или нанесением им вреда я никогда не могу соединить этическое и необходимое в относительно этическом, а должен выбирать между этическим и необходимым, и в случае, если я намерен выбрать последнее, я должен отдавать себе отчет в том, что я беру на себя вину в нанесении вреда другой жизни. Равным образом я не должен полагать, что в конфликте между личной и надличной ответственностью я могу компенсировать в относительно этическом этическое и целесообразное или вообще подавить этическое целесообразным, — я могу лишь сделать выбор между членами этой альтернативы. Если я под давлением надличной ответственности отдам предпочтение целесообразному, то окажусь виновным в нарушении морали благоговения перед жизнью».[6]

         Последовательное проведение в жизнь этих этических принципов, а во многих случаях и законодательное их закрепление, как это имеет место в случае экспериментирования на человеке, конечно, является важнейшей задачей человечества. Речь должна идти, следовательно, не только об использовании научно-технических возможностей, например, в случае пересадки органов и пр., но главное – о том, какие реальные пределы их использования устанавливаются обществом, ставящим на первое место сохранение человеческой индивидуальности, свободы, прав человека. Это в особенности касается любых манипуляций с мозгом и психикой человека, его сознанием и поведением, которые могут привести к «кризису идентичности», т.е. к утрате человеком представления о своем месте в обществе, о самоценности собственной личности.

         Разумеется, это не означает, что отбрасывается сама идея изменяющего воздействия на мозг и психику человека в благотворном для него направлении. Эмоции здесь так же вредны, как и отсутствие социальной ответственности. Однако вряд ли можно сегодня в условиях «расколотого мира», ожесточенной борьбы прогрессивных и реакционных сил выдвигать эту идею как актуальную, так как ее реализация неминуемо оказалась бы еще одним коварным и отвратительным средством этой борьбы.

         Если говорить о современности, то задача науки, как я ее понимаю, заключается в том, чтобы не только исследовать новые возможности человека, в частности относящиеся к его психофизиологическому развитию, но и избегать опасных для него направлений экспериментирования, а также демистифицировать всяческие спекуляции и домыслы, сопутствующие научному поиску. Это касается как неоевгенических и биокибернетических утопий, так и парапсихологических представлений, когда они объявляются «недоступными» объективному анализу, сопровождаются идеалистическими и даже мистическими, подчас шарлатанскими интерпретациями. Следует вспомнить в связи с этим мудрые слова Ч. Дарвина: «Невежеству удается внушить доверие чаще, чем знанию, и обыкновенно не те, которые знают много, а те, которые знают мало, всегда громче кричат, что та или другая задача никогда не будет решена наукой».[7]

         Самая большая загадка биологии, генетики и психофизиологии человека заключается в целостной деятельности всех его внутренних сил, качественно детерминированной социальными факторами, составляющими его сущность. «Внутренний мир» человека обусловливается многими «системными силами», возникающими в результате взаимодействия известных нам и неизвестных пока явлений. Объективный научный анализ взаимодействия «системных сил» позволит в будущем раскрыть многие загадки психики человека, выявить новые резервы его жизни как в биологическом, так и в социальном плане.

         Однако это лишь одна сторона вопроса, связанная с возможностями научного познания. Но есть и другая, не менее важная – специфически человеческая, ценностно-гуманистическая, затрагивающая самые основы и смысл человеческого существования, и ее также следует иметь в виду, обращаясь к перспективам человека.

         «Душа человека, — замечал Гегель, — велика и обширна, истинный человек носит в себе много богов, и он замыкает в своем сердце все силы, разбросанные в кругу богов: весь Олимп собран в его груди».[8] Но, видимо, не только благородные, но и многие отвратительные порождения прорываются порой на поверхность души человека. И потому его история окрашивается не только светлыми тонами разума и гуманизма, но и черными красками неразумия, бессмысленных проявлений жестокости и низости. Нелепо видеть причину этого в биологической природе человека, но и нельзя игнорировать ее, так как тем самым в какой-то мере мы обезоруживаем себя в борьбе за истинного Человека – человека разумного и гуманного, гармонически развитого в духовном и физическом отношениях.

         Выдающийся советский ученый Б. Л. Астауров поистине пророчески писал: «Надо желать и верить, что по мере того, как человек будет все более рационально вмешиваться в свое окружение и создавать для себя все более совершенную среду жизни, и по мере того, как он начнет находить все более гуманные и эффективные пути совершенствования своей наследственности, порождения зла и тьмы будут отступать перед духами добра и света. Нет никакого сомнения, что в будущем обществе социальной справедливости, обществе, основанном на светлых идеалах, факторы социальной сферы в процессе своего прямого влияния на реализацию противоречивой наследственности будут благоприятствовать полному расцвету всех его наследственных задатков, которые способствуют развитию человечности и альтруизма и, наоборот, будут подавлять проявления, доставшиеся человеку в наследство от зоологических предков, задатков агрессивности и эгоизма. Следует надеяться, что в результате этого процесса как будущая среда всего человечества, так и будущая его наследственность сольются в гармонию и станут в конце концов такими, какие нужны для того, чтобы создавать подлинно мудрого и гуманного Человека с большой буквы.

         К этому должен стремиться высоконравственный человек передового социального строя, человек сегодняшнего и завтрашнего дня. Но при этом он должен твердо помнить, что, хотя его собственный эволюционный прогресс и вступил в социальную фазу, господствующие в окружающей его среде и в его собственном организме законы биологии тем самым ни в коей мере не отменены. Он должен помнить и о том законе природы, с которого мы начали, о том, что каждое его свойство зависит не только от среды, но и от его собственной наследственности и что, становясь господином своей судьбы и беря эволюционный процесс человечества в свои руки, он должен научиться обращаться не только со своей средой, но и со своей наследственностью крайне заботливо, бережливо, мудро и гуманно.

         В социальной фазе своей эволюции он должен заслужить себе новое наименование – Человек мудрый и гуманный – Homo sapiens et humanus» .[9]

         И здесь громадную роль играет понимание социальной сущности человека и путей его развития как личности в ее диалектическом единстве с обществом, экономическими, социальными и духовными сторонами его жизнедеятельности.

         Эта концепция позволяет дать научный ответ и на «извечный» вопрос о соотношении социальных и природно-биологических факторов, а тем самым преодолеть биологизаторские, неоевгенические идеи о создании якобы нового «сверхчеловека», которые выдвигаются сегодня со ссылками на последние достижения генной инженерии, технологии бионики, психофизиологических исследований и т.п. В них не учитывается, что природно-биологические факторы действуют в человеке в преобразованном, «снятом» виде, что существует диалектика опосредствования и преобразования природно-биологического социальным, поскольку «человеческие предметы не являются природными предметами в том виде, как эти последние непосредственно даны в природе…»[10] и что центром единства и взаимодействия природно-биологического и социального является предметная деятельность человека как общественного существа. И поскольку общество – это сам человек в его общественных отношениях, здесь речь идет именно о присвоении человеческой действительности, в ходе которого осуществляется процесс развития всей совокупности человеческих потребностей и способностей, формирующихся через посредство предметных форм, способов и средств культуры – труда, языка, навыков, умений, знаний, художественного творчества и т.п.

         Следовательно, процесс человека – его становление и развитие – предстает, как присвоение и воспроизведение индивидом и личностью общественно-исторического опыта человечества, его материальной и духовной культуры в ходе общения с другими людьми и приобщения к социокультурному прогрессу человечества, в ходе обучения, воспитания и развития самого человека. Такой исторический подход позволяет не только научно понять закономерности становления и развития человека, но и правильно построить стратегию формирования личности, соответствующей по своим сущностным качествам новым требованиям, которые предъявляют к ней современные процессы научно-технической революции. Понимание социальной сущности человека и здесь оказывается ключевым, поскольку из него следует, что изучая общественные отношения людей, мы вскрываем реальные жизненные связи личности.

         Общественные связи личности, являющиеся в то же время условием ее развития, получают адекватные формы выражения только в обществе, где «развитие богатства человеческой природы» становится «самоцелью». Это торжество человека, «абсолютное выявление творческих дарований человека без каких-либо других предпосылок, кроме предшествовавшего исторического развития, делающего самоцелью эту целостность развития, т.е. развития всех человеческих сил как таковых, безотносительно к какому бы то ни было заранее установленному масштабу. Человек здесь не воспроизводит себя в какой-либо одной только определенности, а воспроизводит себя во всей своей целостности, он не стремится оставаться чем-то окончательно установившимся, а находится в абсолютном движении становления»[11].

         Такое целостное развитие не является достоянием элиты, «хотя оно вначале совершается за счет большинства человеческих индивидов и даже целых человеческих классов, в конце концов разрушит этот антагонизм и совпадает с развитием каждого отдельного индивида».[12] Таким образом будущее общество предстает для нас как такое состояние человеческого общества и самого человека, при котором его неограниченное развитие становится самоцелью. Это торжество человека в процессе самореализации его сущностных сил и смысла его существования, составляющего и смысл человеческой истории, которая и сама, в свою очередь, наполняет глубоким нравственно-философским смыслом его индивидуальное бытие.

         Эта установка научного сознания позволяет, как я думаю, реалистически ставить и «вечные» вопросы, касающиеся продолжительности жизни человека, его смерти и бессмертия, где также порождается сегодня немало мифов и утопических представлений.

         Известно, например, что в современной геронтологии существует большое количество (около 300) самых различных концепций, делающих акценты, иногда абсолютизируя их, на разных факторах процесса старения человеческого организма. Эти концепции иногда делят на две категории. Согласно одной из них старение и смерть запрограммированы генетически; согласно другой они обусловлены возникновением генетических повреждений, которые накапливаются, поскольку организм не успевает их восстанавливать. Однако и здесь во все большей степени развивается осознание необходимости комплексного, системного подхода к проблеме старения и смерти человека.

         В отношении современности и ближайшей перспективы в основном утверждается идея необходимости и возможности достижения с помощью разнообразных научных методов максимума видовой (биологической) продолжительности жизни человека (она определяется рядом ученых до 150 лет). На это направлены сейчас главные усилия ученых, хотя ясно обозначаются уже и другие, более отдаленные задачи. Однако они определяются, как правило, весьма разноречиво, и столь же различными оказываются временные параметры продления человеческой жизни. Говорится, например, о возможности в будущем увеличить продолжительность жизни до 1000 и более лет, а иногда и до…  бесконечности. Речь идет в данном случае не просто о какой-то футурологической эйфории, а о прогностических высказываниях ряда ученых-специалистов.[13] Существует международная ассоциация по проблеме «Искусственное увеличение видов продолжительности жизни людей», которая исходит из того, что возможно и необходимо продлить жизнь человека на сотни лет. Что касается А. Кларка, то он считает, что человек достигнет бессмертия уже 2090 г.! При этом обходится кардинальный вопрос: будет ли человечество всегда стремиться к максимально продолжительно длительно индивидуальной жизни и тем более бессмертию, либо оно найдет другие решения, когда его социально-этическое и нравственно-гуманистическое сознание изменит само понимание смысла человеческой жизни до такой степени, что личность не будет отделять себя от человечества, и его потребности и интересы окажутся наивысшими для нее?

         Впрочем, такое отношение к смерти и бессмертию было хорошо показано Джонатаном Свифтом на примере «избранных» жителей Лапуты, «обреченных на бессмертие» при достижении старости и завидовавших смерти других стариков. И гётевский Фауст отказывается от самоубийства не из эгоистического желания как можно более длительной жизни, а из любви к людям, чтобы разделить общую судьбу человечества, правда сохранив при этом молодость. Поэтому мне кажутся более обоснованными и привлекательными геронтологические  установки И. В. Давыдовского, считавшего, что «долголетие и связанная с ним проблема активной творческой старости – это нечто более реальное, чем скучное бессмертие. По сути дела речь идет о новом человеке, осознавшем свои потенциальные возможности не только на земле, но и в безграничных космических просторах. Он стал хозяином времени и пространства». [14] Такая постановка вопроса выдающимся ученым находится в полном соответствии, как я думаю, не только с научными реальностями современности по крайней мере на ближайшую перспективу, но, главное, и с  социально-этическими и нравственно-гуманистическими принципами, выступающими в качестве важных, а впоследствии, может быть, решающих регулятивов продолжительности человеческой жизни. Она утверждает жизнь как бесконечную историческую деятельность путем разумного и гуманного чередования ограниченных по времени индивидуальных жизней, как радость и печаль возникновения, расцвета и смерти неповторимой и бесконечной самой в себе личности.

         Этот философский подход, основывающийся на научном понимании смысла человеческой жизни, конечности индивидуального бытия и бесконечности исторического существования человечества, утверждает бессмертие человека в том, что единственно и соответствует его сущности, — в материальной и духовной культуре человечества, в бессмертии его разума и гуманности.

         Прекрасно выразил это ученый-естествоиспытатель И. И. Шмальгаузен: «Результаты нашей творческой деятельности не гибнут вместе с нами,  но накапливаются для блага будущих поколений. Так пусть же наш короткий жизненный путь освещается сознанием того, что человеческая жизнь много выше других жизней и только смерть обусловила возможность существования бессмертных творений его духа». [15] А вот перекликающиеся с ним мысли выдающегося писателя-гуманиста М. М. Пришвина: «Пусть он умирает, даже в обломках его остается победное усилие человека на пути к бессмертию… От него всегда остается то небывалое, что он рождает словом, делом, помышлением, поклоном даже, или даже пожатием руки, или только улыбкой посылаемой». [16]

         Человек – бесконечная Вселенная, и Вселенная для него – бесконечная «нить жизни», устремленной разумом своим и гуманностью в вечность.


[1] Сокращенный вариант статьи в монографии «Марксистско-ленинская концепция глобальных проблем современности».  М. Наука. 1985. С. 349-364.

[2] Ferkiss V. Technological man: The myth and the reality. N.Y., 1970.

[3] Анохин П.К. Изучение деятельности мозга и будущее человека. – В кн.: Научно-техническая революция и человек. М.. 1977, с. 155.

[4] Дельгадо Х. Мозг и сознание. М., 1971, с.240.

[5] Там же, с. 250.

[6] Швейцер А. Культура и этика. М., 1973, с. 322.

[7] Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор. – Полн. СОБР. Соч. М.; Л., 1927, т. 2, с. 60.

[8] Гегель Г. В. Ф. Эстетика. М., 1966, т. 1, с.245.

[9] Астауров Б.Л. Homo sapiens et humanus: Человек с большой буквы и эволюционная генетика человечности. – Новый мир, 1971, № 10, с. 224.

[10] Маркс К., Энгельс Ф.Соч. 2-е изд.,  т. 42, с. 164.

[11] Там же, т. 46, ч. 1, с.476.

[12] Там же, т. 26, ч. П, с. 123.

[13] См., напр.: Кларк А. Черты будущего. М., 1966; и др.

[14] Давыдовский И.В. Геронтология. М., 1966, с. 19.

[15] Шмальгаузен И. И. Проблема смерти и бессмертия. М.; Л., 1926, с. 91.

[16] Пришвин М.М. Дорога к другу: Дневники. Л., 1982, с. 52, 121.

В.А. Лекторский

Возможно ли пост-человеческое будущее?

Я недавно перечитал статью Ивана Тимофеевича Фролова «Человек и его будущее», написанную ещё в 70-ые гг. прошлого столетия, и был поражён тем, что она нисколько не устарела. Обсуждаемые в ней проблемы не исчезли, предлагаемые Иваном Тимофеевичем принципиальные решения кажутся мне и сегодня единственно приемлемыми. Речь идёт о возможности целенаправленного, опирающегося на результаты науки пересоздания человеческой телесности и психики. Иван Тимофеевич, подробно разбирает предлагавшиеся в то время рекомендации по улучшению человеческой природы (в рамках генетической инженерии, неоевгеники, биокибернетики и др.), и, не отрицая принципиальной возможности подобного улучшения,  анализирует связанные с этим риски и обосновывает тезис о важности сохранения человеческой идентичности, о необходимости гуманистического контроля над всякими экспериментами с человеком.

За прошедшие тридцать с лишним лет после публикации статьи произошли определённые изменения в отношении тех проблем, которые обсуждал Иван Тимофеевич.  Эти изменения шли в тех направлениях, которые сложились уже тогда и которые  анализируются в статье.  Специфическая особенность современной ситуации состоит в следующем: то, что выглядело раньше как дело отдалённого будущего, начинает практически осуществляться, а число энтузиастов конструирования человеческой телесности и планирования будущего человека резко возросло. Стали популярными идеи о том, что человечество достигло такого этапа в своём развитии, когда оно должно выйти за пределы самого себя, породив «пост-человека», который будет отличаться от человека так же, как последний от обезьяны. По всему миру распространяются движения «трансгуманистов» и «имморталистов», считающих, что искусственно созданный «пост-человек» обретёт также и бессмертие. Всё более популярными становятся представления о человеческом всесилии в преобразовании природы и самого себя (это иногда называют конструктивно — проективной установкой).

Проблемы человека, его природы и возможности её изменения, будущего человека сегодня в центре научных и философских дискуссий. Можно сказать, что сегодня это одна из главных проблем культуры. Попробую рассмотреть некоторые связанные с ней современные реалии.

Но прежде всего я хочу  сказать несколько слов о том, можно ли знать, какое будущее ожидает человека.

Конечно, человеческая жизнедеятельность невозможна без некоторого предвосхищения.  Оно в виде антиципации есть уже в самом элементарном восприятии. Любое действие предполагает прогнозирование результатов. Межчеловеческое взаимодействие включает ожидание определённой реакции партнёров. Но даже в этих обычных житейских ситуациях есть границы предвидения: нельзя знать точной реакции собеседника (но это и поддерживает интерес к диалогу), невозможно знать, что ждёт тебя в жизни, иногда даже невозможно предвидеть собственные поступки в экстраординарной ситуации. Тем более трудно предвидеть большие социальные события. Так, например, ни один политолог в мире не мог предсказать развал Советского Союза в декабре 1991 г. Существует распространённая точка зрения, согласно которой такие события не просто трудно, а принципиально невозможно предвидеть. Этот тезис, отстаивавшийся К.Поппером, стал с некоторых пор популярным и в нашей стране. Он обосновывается по – разному: иногда на основании того, что невозможно прогнозировать поведение отдельных компонентов сложных организованных систем и поведение этих систем в целом в точках бифуркации, иногда  с помощью утверждения об отсутствии законов социальной истории, а иной раз посредством ссылки на важную роль научных открытий в развитии общества – открытия же предсказать невозможно (это как раз идея Поппера).

Но  в таком случае что же можно знать о будущем человека?

В этой связи я хочу обратить внимание на то, что существуют два принципиально разных отношения к будущему.

Можно предвидеть или не предвидеть события, наступление которых от человека не зависит. Можно предвидеть наступление лета (хотя и не с точностью до дня), можно прогнозировать погоду (хотя, как мы хорошо знаем, не всегда верно). Трудно (если возможно) предвидеть землетрясения. Но в любом случае речь идёт о явлениях, на которые мы не можем повлиять.

Но есть и другой способ отношения к будущему. Оно может создаваться, твориться человеческой деятельностью. Человек полагает определённую цель и в ней предвосхищает будущий результат своих действий. Развитая цель- проект. Реализация проекта – не прогнозирование , не ожидание будущего, а творение его. Конечно, осуществление проекта всегда предполагает также и предсказание того, каковы могут быть последствия использования тех или иных средств. Если мы не можем предвидеть эти последствия, результаты могут не совпасть с тем, что мы замыслили. Но ясно, что проектирование будущих событий – не то же самое, что их предсказание.

Сегодня всё более  популярной становится идея о том, что мы вступаем в эпоху больших проектов. Это связывается с развитием новейших технологий, получивших сокращённое наименование NBIC технологий : нано-, био-, информационных и когнитивных. Эти технологии называют конвергирующими. Имеется в виду, что все они взаимосвязаны и предполагают друг друга. Так, например, нанотехнологии, позволяющие оперировать на микроуровне, могут быть использованы в генной инженерии, информационные технологии как бы пронизывают все остальные из этого набора, для изучения когнитивных процессов и формирования когнитивных технологий используются информационные технологии, а также биотехнологии и т.д. С прогрессом NBIC технологий связывают новый этап в развитии современной цивилизации, в частности, возникновение  т.н. «общества знания». В последнем знание, и прежде всего научное, начинает играть особую роль: производство, распределение и использование знания начинает определяющим образом влиять на все остальные социальные и культурные процессы. Но сама наука, роль которой неизмеримо возрастает, меняется: в её составе главное место начинает занимать т.н. «техно-наука», т.е. не просто изучение,  бескорыстное исследование, а такого рода научное знание, которое технологически нацелено на получение практических результатов, «полезное знание» (useful knowledge). Кажется, что с помощью современных научных технологий человек превращается в Демиурга Вселенной: он может на микроуровне воссоздавать то, что естественным путём сотворила природа, он способен творить такие формообразования, которые в природе невозможны. Искусственное замещает естественное. Одна из идей современного пан-технологизма (который философски может быть понят как проективный конструктивизм): выход за пределы природных ограничений. Имеется в виду, конечно, не «отмена» законов природы (это сделать невозможно), а создание того (на основе  этих законов), что природа сама по себе создать не может. Не случайно, например, что экологическая тематика, которая до недавних пор была столь популярна в общественном сознании, сегодня как бы отходит на второй план. Ведь если можно пересоздавать природу и человека, зачем заботиться об адаптации к природной среде?

В своё время известный экономист Р.Хайек (друг и соратник К.Поппера), написал книгу «Пагубная самонадеянность», в которой критиковал попытки планирования экономики и социальной жизни и идею «глобальной рационализации» человеческих взаимоотношений как вредную утопию. Кажется, что сегодня на смену социальным приходят биологическо-технократические утопии. Старый лозунг И.Мичурина «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у неё – вот наша задача!» вновь становится популярным.

Поэтому, когда мы пытаемся ответить на вопрос «Возможно ли пост-человеческое будущее?», мы должны отдавать себе отчёт в том, что речь идёт не просто о том, что может либо наступить, либо нет, а о направлении сегодняшней человеческой деятельности, о тех проектах, которые разрабатываются и начинают осуществляться. Иными словами, речь идёт о желательности или нежелательности использования современных технологий в определённых целях. То есть  о таком будущем, на которое человек  способен влиять: что-то не допустить, что-то  нейтрализовать, что-то осуществить. 

Конечно, от каких-то направлений своей технической деятельности человек вряд ли откажется. В течение последних трёх столетий европейская цивилизации, пошла по технологическому пути. Вслед за ней по этому пути пошёл остальной мир и вряд ли с этого пути свёрнёт, во всяком случае, в ближайшей перспективе (хотя никакой предопределенности вступления в своё время на этот путь не было). Другое дело, какого рода технологии следует развивать. Тут существует выбор.

Дело в том, что человек в любом случае не может не проектировать своё будущее. При этом он пользуется искусственными, им созданными, а не природой данными предметами: орудиями труда, инструментами, бытовыми предметами. Человек создал язык и на его основе тексты, книги, произведения культуры. Мир, порождённый человеком, породил его самого. Это хорошо анализировал К.Маркс: человек как результат собственной деятельности. Поэтому можно с полным правом считать человека насколько естественным, настолько же и искусственным существом. Если считать, что всякое искусственное воздействие на человека превращает его в «пост-человека», то тогда стирается грань между первым и последним. Ведь особенность человека в том, что он всегда выходит за свои собственные пределы, что он  «незавершённое» существо и  находится «в абсолютном движении становления» (К.Маркс).

Это значит, что сегодня речь идёт не просто об ещё одном шаге по пути технологического развития, а о таком рубеже в этом движении, когда под вопрос ставятся те качества, которые отличают человека от остальных живых существ, когда взламываются некоторые инварианты того, что многие философы называют человеческим «жизненным миром». Я хочу специально подчеркнуть, что имею в виду не только целенаправленное  изменение человеческой телесности и психики (сознательное «конструирование» человека), но и создание такого технологического мира, который роковым образом может повлиять на человека, хотя такая цель непосредственно не ставится. Важно при этом иметь в виду, что цель, которая  преследуется при использовании современных технологий,  это вовсе не уничтожить человека, а наоборот помочь ему подняться на более высокую ступень развития, усовершенствовать  его и телесно, и психологически, расширить  его возможности, сделать жизнь более безопасной и творческой  и т.д.

К чему это приводит на практике и может привести в ближайшей перспективе?

Мне уже приходилось писать о том, как новые информационные технологии, в частности, Интернет, колоссально расширяя контекст человеческой деятельности, в некотором смысле преодолевая время и пространство  обычной жизни, делая возможным устанавливать немыслимые прежде контакты и жить в виртуальном мире, породил ряд явлений, которые вряд ли можно отнести к развитию творческих сил человека. Это и возможность замены собственных мыслительных усилий использованием готовой информациеи (педагоги и психологи хорошо знают об этом), и возможность «ухода» из обычной в виртуальную реальность (вплоть до создания «виртуального Я») и связанное с этим ослабление реальных жизненных контактов. Некоторые теоретики считают, что в будущем виртуальная жизнь вообще вытеснит жизнь реальную, и даже связывают с этим перспективы человеческого бессмертия.

В нашей культуре важную роль играет понятие «внутреннего мира» человека и его личной жизни. Ведь с этим связано представление о человеческой свободе, автономности и достоинстве человека. Последний сам принимает решения и отвечает за свои поступки. Поэтому он отличает «моё» (то, за что  отвечает) от «не-моего» — за последнее  он либо вообще не отвечает, либо отвечает вместе с другими. Между тем, развитие современных информационных технологий ставит под вопрос и границу  «моего» и «не-моего». Всё большая часть личности объективируется сегодня в разного рода текстах, в том числе и таких, которые либо важны только для самого автора, либо для узкого круга близких людей. А поскольку в наше время главное место хранения таких текстов – память персонального компьютера, то возникает опасность того, что эти тексты станут достоянием тех, кому они не предназначались. Это, как известно, действительно регулярно происходит: компьютерная защита взламывается, индивидуальная переписка становится достоянием широкой общественности.

Вот ещё один пример. В результате современного технологического использования науки социальная жизнь колоссально усложняется. Разрыв социальных цепочек приводит к возникновению рискованных ситуаций. Появление «общества знания» делает жизнь более, а не менее рискованной (отсюда новое понятие – «общество риска»). Как обезопасить в этих условиях жизнь человека? Существуют разные способы. В частности, можно снабдить  человека таким устройством, которое будет постоянно сигнализировать в некоторую службу о его местонахождении и о происходящих с ним событиях. Это позволит контролировать его перемещения и давать рекомендации относительно его передвижений, а в случае возникновения опасных ситуаций вмешиваться в его жизнь. Это, конечно, способ контроля за человеком и ограничение его свободы (как мы помним, одно из неотъемлемых прав человека, записанное во «Всемирной Декларации…» — право на свободу перемещения). Но можно предполагать, что большинство людей охотно примет такое ограничение в условиях повышенного риска. Можно предположить, что в интересах безопасности человеческой жизни контроль над человеком может пойти ещё дальше, поскольку современные технологии позволяют это. Между прочим, это дело не отдалённого будущего, а то, к чему уже сегодня подводят современные социальные и технологические процессы. Возникает вопрос: до каких пределов можно ограничивать свободу, не уничтожив её вообще?

Ясно, что сегодня такая важнейшая ценность, неотъемлемая от самого существа человека, как свобода, нуждается в новом осмыслении. С одной стороны, пространство свободы возрастает. Человек должен принимать всё больше самостоятельных решений. Возрастает свобода его принадлежности к той или иной социальной группе, к тому или иному сообществу. Сегодня человек может трансформировать и позволять трансформировать собственное тело: пересадка органов и т.д. (между прочим, Кант –философ свободы- считал, что человек не имеет свободы в отношении экспериментирования с собственным телом). Интернет колоссально увеличивает свободу в обмене информацией. Существует мнение о том, что современная культура становится всё более индивидуализированной. Вместе с тем, растут и возможности манипуляции человеком, его сознанием с помощью современных информационных технологий, возможности контроля над его телом. Угроза потери свободы, а вместе с нею превращение человека в  «пост-человека» действительно существует.

Ещё дальше идут современные эксперименты, связанные с прямым вмешательством в тело человека, в его мозг и психику. Это не только воздействие на человеческий геном («редактирование» или переделка генной карты). Это прямое вмешательство в мозг, в сенсорную систему. Таков, например, проект создания «идеального солдата», который будет более физически выносливым, меньше спать и есть, воспринимать больше сенсорной информации (с помощью особых вживлённых в мозг приспособлений), быстрее принимать решения. Считается, что это будет сделано с помощью NBIC технологий.  Ещё дальше идут исследователи, которые думают, что на пути современного научного и технологического развития можно будет не только удлинить срок человеческой жизни, но и осуществить вечную мечту о бессмертии. «Пост-человек» мыслится как такой бессмертный.

Между тем, хотя проектирование не есть прогнозирование, первое без последнего невозможно. Можно строить какой угодно проект, но если мы не знаем результатов действия тех средств,  которые используются для его реализации,  он не только не будет осуществлён — сами попытки его воплощения в жизнь  могут породить чудовищные результаты. Это мы имели возможность наблюдать неоднократно, в частности, в связи с возникновением экологической катастрофы. Вмешательство в работу мозга при недостаточном знании сложнейших механизмов его работы  способно породить не более совершенное существо, а ужасного монстра.

Но допустим, что нам удалось создать «пост-человека», который обладает бессмертием. Можно показать (я писал об этом более подробно), что такое существо будет лишено всех принципиально человеческих качеств: любви, сострадания, мужества, заботы о стариках и детях. Ибо бессмертному они не нужны. Исчезнет стимул для творчества, для обновления жизни. Иными словами, исчезновение смерти привело бы к лишению жизни её смысла. Бессмертный нелюдь выступил бы убийцей человека.

Человечество стоит сегодня на рубеже развития. Оно получило такие возможности влияния на собственное будущее, какими не располагало никогда в истории. Этим можно распорядиться по-разному.  Либо создать «пост-человеческое» общество нелюдей.  Либо выйти на новый этап развития, увеличив пространство свободы, творчества, гуманности. Выбор пути развития предполагает не просто использование существующих технологий.  Последние должны опираться на фундаментальное знание, которое было и остаётся неотъемлемой культурной ценностью и не может быть сведено к «технонауке». Между тем, для того, чтобы трансформировать человека в ту или иную сторону, нужно хорошо знать его. А мы знаем его совершенно недостаточно. Это касается и  его биологии, и его психики, сознания. Сегодня анализ человеческой субъективности, сознания, свободы – одна из центральных проблем современных когнитивных наук и взаимодействующей с ними философии.

Как написал Иван  Тимофеевич: «человек – бесконечная Вселенная, и Вселенная для него – бесконечная «нить жизни», устремленной разумом своим и гуманностью в вечность».

Кутырев В.А.

Последнее искушение человека

У всякого человека много всяких  свойств. Наряду с   историческими,  на каком-то этапе  возникающими, а  потом   исчезающими,  есть неотъемлемые, без которых мы не имеем  права говорить о его существовании.  Как у индивида, так и у Genus Homo (родового человека). Первые, на языке традиционной  метафизики  – акциденции, вторые  – атрибуты.  Одной из главных забот  философской антропологии должно быть их  различение  по этим параметрам: что в человеке  можно отдать случаю,  времени и обстоятельствам, а что отстаивать как его природу, сущность, идентичность. Самое его жизнь,  бытие  в  мире.  Прямо или косвенно, с данной проблемой   связано  все, что думали о человеке. Сейчас она обострилась, поскольку возможности воздействия  на мир, его изменения и манипуляции им становятся почти безграничными, вплоть до  манипуляции самим манипулятором. Человечество попало  в западню свободы.

      С ростом знания число желающих воспользоваться безграничными возможностями увеличивается. При этом воздействие на человека  обычно рассматривается  как открывающее перспективу  его изменения  «к лучшему»,  «совершенствования», сначала  духовного, а потом,  когда  речь пошла и о телесности,   «у-совершенствования». При их конвергенции и слиянии, в итоге возникнет  новый идеальный человек. «Венец природы» станет «венцом  искусственного», неким Сверхчеловеком, всеведущим и всемогущим, практически, Богом. Каким он будет, если (когда)  мы прельстимся этим искушением,  и  постчеловек= сверхчеловек действительно возникнет?  Как нам  к нему относиться, а главное,  как он будет относиться к нам? Хотя  быть  может   никакого венца  в виде Сверхчеловека не будет и процесс «улучшения» уйдет в постчеловеческую=бесчеловеческую  бесконечность.

        Потребность в совершенствовании, по-видимому, атрибутивное свойство людского рода.  Но она исторична. В мифические времена все могло быть всем.  В том числе  человек. Ему добавляли/отнимали  глаз, рук, ног, он мог стать зверем, птицей, состарившись, прыгнуть в кипящую воду и  омолодиться. Все эти кентавры, русалки, циклопы…  С переходом к вере  в Единого Бога человек стал представляться существом неизменным, созданным по образу и подобию своего творца, а изменение  выражалось в стремлении  ему уподобиться,  приблизиться к идеалу. Как растворение в Божестве, преимущественно в восточной культуре,  или приобщение к Нему,  «при-частие» с сохранением личности,  в западной. Вплоть до телесного бессмертия, но на «том свете», не здесь. Единственный путь и задача здесь – духовное,  нравственное  совершенствование. Как самосовершенствование. Как духовная практика. Через очищение души, молитву, преодоление греховных помыслов, праведную, в соответствии с божественными заповедями,  жизнь. Тело на «этом свете»  совершенствовалось   путем подчинения  духу, служило ему, тело  могли подвергать испытаниям, наказывать, но структурно и по составу  оно остается неизменным. Милосердная казнь  с заботой о судьбе человека в будущей жизни проводилась «без пролития крови»: сжигали или вешали. Всякое вмешательство в образ Бога, его «исправление»,  даже бритье бороды считается   грехом.

      С успехами естествознания, появлением теорий эволюции  Вселенной и особенно живого на Земле,  вопрос о завершенности  человеческой природы стушевывается. Общепризнанным становится   представление, что все меняется. На первый план выступают проблемы механизма перемен, их причин,  особенностей различных  форм. Эволюция  – детерминированный процесс, она не имеет  какой-либо  высшей  цели или идеала. Поневоле  возникает мысль: если все меняется, если человек исторически возник и сам  все более активно вмешивается в природные процессы, обрабатывая землю, превращая леса в поля, реки в моря,  приручая и выводя новые породы животных, то почему  бы тоже самое  не делать применительно к своей собственной «породе/природе»? И, конечно, делать  это ради своего блага. Идея духовного возвышения, существующая почти или ровно столько, сколько существует человек как сознательное существо,  начинает  дополняться идей его телесного улучшения.

        Сначала поверхностного. В греческой Спарте, как известно, хилых, по мнению старейшин, детей сбрасывали в глубокую пропасть.  В идеальном государстве Платона  для получения  подходящего потомства Правители устраивают праздники, на которых при  образовании пар бросали жребий, но так, чтобы «лучшие мужчины соединялись с лучшими женщинами». Как это достигается, держали в секрете, чтобы не нарушать спокойствие народа. У  других язычников досрочно  избавлялись от больных и стариков, уменьшая, таким образом, груз неполноценных форм жизни. Однако позже, в темные монотеистические  времена так называемого   Средневековья,  практиковать, даже думать о подобном сознательном вмешательстве в воспроизводство рода, как и в индивидуальное тело,  хотя бы и сугубо внешним  под(от)бором, стало невозможно. Недопустимо. Соображения при создании  семей, рождении детей  и отношении к старикам были совсем иные. Все отдавалось  «в руки Бога». Также не предполагалось,  не мыслилось,  несмотря на активизацию Разума,  какое-то коренное изменение природы человека в Новое время. Хотя во вмешательстве в индивидуальное тело были достигнуты значительные успехи, они  ограничивались медицинскими задачами по его ис-целению, приведению в «нормальное», полно-ценное, т.е. данное Богом/природой состояние.  В целом можно сказать, что с точки зрения  телесного у-совершенствования  и древние времена,  и две тысячи лет нашей цивилизации прошли «даром». Люди  до сих пор ограничива(ли)ют свои задачи   совершенствованием. 

       Даже у фантастов, живущие в будущем существа, если они странные, необычные, то на других планетах, а земляне сохраняют свой облик.  В знаменитой «Машине времени» (1905 г.) Г. Уэллса  «элои» – это изнеженные, измельчавшие, с умом пятилетнего ребенка  представители  высших классов сохраняют вид человека, а работающие в подземных туннелях «морлоки» –  своего рода пролетарии. Их тела и лица  грубые, но тоже  традиционные. В  другом его  романе  «Люди как Боги» (1923 г.) изображены люди,  сохранившие свой телесный облик,  хотя представляющие уже некую высшую расу, сознательно переделывающие весь окружающий животный и растительный мир, приспосабливая его к своим потребностям. В отношении себя:  «Утопиане рассказывали  об евгенических начинаниях, о новых, уже верных, приемах при подборе родителей, об успехах науки о наследственности. И сравнивая ясную, сильную красоту лиц и тел всех утопиан с небрежной комбинацией черт лица и непропорциональным строением тела его земных товарищей, мистер Барнстейпл  понял, что  обогнав людей Земли всего на каких-нибудь три тысячи лет, они стали уже новой, отличной от нашей породой людей».[1]

       Как видим, к началу ХХ века евгенические идеи Ф. Гальтона становятся популярными. Но что это за селекция, что за усовершенствования?  Весьма   мягкие, «акциденции»,  не затрагивающие  строение  человека. Изменяется «порода», но не природа. Посредством «комбинации родителей» без  вмешательства во внутренние процессы  наследственности. Это линия, связанная с представлением, что телесность и духовные свойства людей, индивидов,   зависят,  прежде всего, от   внешнего окружения.  Как представители того или иного вида они обладают определенными качествами, но внутри себя – одинаковые,   то есть как бы бескачественные. Tabula rasa, чистая доска,  на которой можно писать нужные «тексты»,  задавая соответствующее поведение. Это линия Дж. Локка, в последствии, в  той или иной форме она воспроизводится в бихевиоризме, лысенкоизме, феминизме.  «У  нас, в Советском Союзе,  люди не рождаются, они делаются», – говорил  Т. Д. Лысенко. «Женщинами не рождаются, ими становятся», –  повторяет ту же идею  Симона де Бовуар. Но все определяется «подбором»,  «воспитанием», «воздействием среды», «укоренившимися социальными стереотипами»,  которые и надо менять  для получения желаемых качеств. Собственно говоря,   это  вершина представлений о возможностях человечества влиять на самого себя, достигнутая им, пока оно жило в макромире.

      В средине ХХ века в истории человечества произошла Великая Революция (Переворот, Разрыв), которую теперь, оглядываясь назад, следует  назвать постчеловеческой. Ее можно сравнить с неолитической, а может быть и самим возникновением человека (если он исчезнет).  Суть происшедшего  разрыва с предшествующими веками в том,  что в  своей деятельности  люди вышли за пределы  предметной реальности,  ее измерений, адекватных  их органам чувств и бинарному смысловому  мышлению. Разделив до тех пор  неделимые частицы вещества, атомы, они проникли в микро и мега-миры,  стали действовать в средах, где нет жизни. Сами там жить не могут, но «орудуют», приводя энергии мега и микрокосма  на Землю, внедряя это новое бытие в свой быт.  Окружающий мир перестал быть равным их дому. Сам дом становится все искусственнее, техническим, отчужденным от чувственной  природы человека, вместо стен экраны, вместо жизненных,  предметных событий так называемые медиафакты и информация. «Константная»  реальность  вытесняется, замещается  порожденной,  виртуальной, обретающей собственные законы развития.  

     Наконец, хотя по времени параллельно, они проникли в механизм самой жизни,  способов ее  воспроизводства и распространения. Они вторглись в ее святая святых  – наследственность. Генетика, возникнув в начале ХХ века,  несмотря на  сопротивление классической био(зоо)логии,   неуклонно развивалась и  пришла к прочтению генома человека, что открыло  возможность воздействия на  его индивидуальное и родовое состояние, после  и вследствие чего начал создаваться инструментарий такого воздействия, генная инженерия и в целом  биотехнология, разрабатываться  методы   изменения жизни, вмешательства в ее формы. Ящик Пандоры,  приоткрытый,  когда делались попытки евгенического воздействия на  наследственность,  потом, под влиянием опасных социальных тенденций,  временно  закрытый,  с  прочтением генома и развитием  инфо-нано-биотехнологий, был открыт полностью. Проекты  вмешательства в природу человека обсуждаются  как желанная цель – любые, хотя обычно с  дежурной  оговоркой «о предосторожности».  Евгеника теперь  представляется  их  детством, а прежние социальные опасения отбрасываются одно за другим как  «предрассудки». Призывы к совершенству превратились в призывы к усовершенствованию.  Все громче и громче провозглашается мировоззрение, утверждающее, что сущий человек это не  исключение из других форм бытия, и не уникальное явление на Земле,   к тому же он плох, «не завершен», «неудача эволюции»,  его  можно и надо улучшать. Деконструировать, реконструировать,  конструировать. Вот   последние  донесения с   фронтов   прогресса:   «С развитием  конвергирующих (NBIC) технологий понятие Human Enhancement – улучшения  природы человека технологическими средствами обретает в последнее время статус чуть ли не общепризнанного проекта. Об этом говорит недавно прошедшая  международная конференция Общества Философии Техники (SPT 2009): «Конвергирующие технологии, изменяющие общества»[2].  Улучшать вплоть до замены  постчеловеком, трансхьюманами, люденами  и т.п. Уверяют, что  в «расчеловечивании человека» нет ничего плохого, да, собственно говоря, прямо в смерти тоже.   На мировоззренческую сцену вышел и все активнее на ней играет, ставя спектакли нового, невиданного и  еще недавно немыслимого содержания, трансгуманизм. Транс (через, сквозь, после) гуманизм. И не сквозь гуманизм как мировоззрение, а через гоманизм как жизнь родового человека. После Genus Homo. Пост(транс)человек. В его создании участвуют и ему аплодирует все больше «расчеловечивающихся» зрителей.  В то время как залы гуманизма и антропологии  пустеют…  

       Есть веские основания считать, что в русскоязычной литературе философская антропология достигла пика  своего развития  в работах И.Т. Фролова. В них  же она начала внутренне разрушаться. Оценивая  его деятельность  в целом, для тех,  кто  помнит, или решается знать марксизм, работу Ф. Энгельса «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии» можно предложить парафраз: «И.Т. Фролов и конец классической философской антропологии». Общепризнана его роль в мировоззренческом преодолении наследия  лысенкоизма и пропаганде генетики в Советском Союзе.  Парадокс истории в том, что   результаты этой борьбы  оказались противоположны ее целям. И шла она в преврат(щен)ной форме. Пафос лысенкоизма вместе с  соответствующей трактовкой марксизма  состоял в раскрытии возможностей преобразования  природы и человека,  что коррелировало с задачами  перевоспитания существующей  и формирования  новой социалистической личности. Для этого в своей сущности человек должен  представляться существом социальным,  лишенным каких-то неизменных наследственных признаков, какой-то  «природы», на которой настаивала генетика. Сторонники генетики представали, таким образом,  защитниками природного, консерваторами, а «социологизаторы» – новаторами и прогрессистами, его  «улучшателями», опасными экспериментаторами и манипуляторами.   Но это улучшение предполагалось  в рамках «совершенствования», изменения духовных свойств личности, а телесно – ее  акциденций. Евгеника ими от(по)рицалась. Генетика же, первоначально подчеркивая значение биологического в человеке, его родовую устойчивость, довольно быстро стала делать акцент на возможностях  целенаправленного изменения   этой  природы, сначала по медицинским соображениям,  а потом  как «позитивная», на стадии биотехнологий,  выступать с предложениями ее у-совершенствования.  Вплоть до изменения атрибутивных качеств человека, самой его идентичности.  Подобные  тенденции, такая направленность воздействия на людей   уже выходят за пределы  традиционных религий  и  идеалов гуманизма, пусть  «нового», «реального», который  предлагал и разрабатывал И.Т. Фролов, считая, что  «человек будущего – это целостная всесторонне развитая личность, воплощающая идеал его духовного и физического совершенства».[3] В рамках классической философской антропологии остаются и его  известные, итоговые представления о перспективах человечества:  «Приоритет человека и новый (реальный) гуманизм  – так, я думаю, можно обозначить духовную парадигму, идеологию и политику ХХI века».[4] Увы, во все  это теперь вряд ли кто верит.  В последние годы было  явственно видно,  как он  пытается защитить человека от тех достижений генетики, которые    пропагандировал и защищал  раньше, когда они еще не были  превращены в технологии. Начал говорить не столько о возможностях, сколько об их  опасности,  призывал к  сдержанности, уповая  на  мораль,  на изменение этоса науки. Решался на повторение антисциентистского призыва «перестать размахивать флагом Галилея». Он не предполагал, что прогнозируемый им «век человека» так стремительно и агрессивно трансформируется в  «век постчеловека». Настолько,  что среди людей возникнут движения, прямо направленные на  свое  изменение  вплоть до  превращения в нелюдей.  Развитие науки,   особенно наглядно генетики,   подтвердило  трагическую диалектику истории поистине коварным образом, не  исключая  теоретическую, а во многом и  жизненную судьбу  самого автора книги «Генетика и диалектика».  

       В какое время мы живем! Практическое вытеснение человека из своего жизненного мира, его превращение из субъекта деятельности  в  фактор и агента  подошло к порогу  его ликвидации как уникальной формы жизни.  Отказа от самого себя. Самоуничтожения. Этот процесс приобрел теоретически артикулированное выражение, своих носителей и адептов. Среди людей. Хотя,  разумеется,  непосредственно думать об отказе от себя и призывать к этому решаются не все, пока меньшинство.  Его массовизация требует маскировки, выработки специфической идеологии, соответствующего ложного сознания. Кроме ссылок на необходимость, неизбежность, обусловленность объективными законами развития, уповают   на некое  Благо, которое  будет достигаться, или, что своей  смертью человек  послужит  чему-то по отношению к нему  высшему, конкретнее говоря, Высшему Разуму,   что с точки зрения интересов дальнейшего прогресса  тоже  благо. Нельзя призывать людей к худшему!  Это должно быть непременно  лучшее  в сравнении с бывшим и существующим,   хотя бы таким  бывшим или  существующим являются  сами люди.  Не призывы к уничтожению  людского  рода, чему в истории человеческой мысли не было прецедента и не его сохранение и совершенствование, к чему люди всегда стремились, а именно его у-лучшение, у-совершенствование. Хотя бы это был пост(транс)человек – тогда  дальнейшее = бесконечное   улучшение и усовершенствование. Такова теперь цель «онаученного человечества». Техногенная.  Идея  усовершенствования  стала исходной формой ложного сознания= соблазна= искушения= прельщения, оправдывающего манипуляции  атрибутивными свойствами= сущностью= идентичностью= «природой» человека, т.е. существованием, возможности для которых открылись в связи с последними достижениями  технонауки.

      На наше обвинение прогрессистского сознания,  что в борьбе с человеком  оно не  называет вещи своими именами, могут возразить,  указав на  структурализм  и постструктурализм, идеологию постмодернизма. Там  вполне  определенно, без экивоков, «честно»  рассуждают о смерти человека. «Смерть человека» почти лозунг, брэнд постмодернизма. Но это все-таки теоретические построения.  Подобно тому,  как отказ Канта  от природы,   ее признание  вещью-в-себе, не означал отрицания  ее существования как таковой и  был гносеологическим, так  структурализм, растворяя человека в структурах, не отвергал возможность его наличного бытия. Постмодернизм, растворяя автора, субъекта, человека в  языке, тексте, письме тоже не отвергает возможность его наличного бытия. Хотя, конечно, здесь не просто гносеология и методология, это мировоззрение, однако оно как бы абстрагируется  от онтологии, оставляя   автора,  субъекта, человека   в стороне, живым. Просто оно им(и) не занимается. «Кроме языка, текста, письма  ничего нет» – это   для «дискурса»,   «практического»,  но все-таки мышления.  В виртуально-компьютерном  мире, человек действительно умер: известные лозунги анти-тео-онто-фоно-фалло-логоцентризма (против Бога, природы, эмпирии, телесности, смысла), тело без пространства (на экране).  тело без органов (перед экранами, скоро).  А вне его, возможно, что «пусть живет». Столько, сколько будет существовать сам реальный мир. Проблемы  совершенства или усовершенствования остающегося  сущего (в нем) человека  постмодернизм не волнуют.

     Исторически первым,  значимым проектом  принципиального  улучшения человека в русской культуре надо, по-видимому, признать  учение Н.Федорова, а  в дальнейшем, идеи В.И. Вернадского, К.Э. Циолковского, в русле так называемого русского космизма. Они  достаточно  хорошо известны и  если воскрешение (из) мертвых до сих пор представляется утопией, хотя все более реалистической, то автотрофное питание  уже в начале ХХ века  питалось   весьма близкими тенденциями  выхода технонауки в космос.  Их авторы искренне верили, что будет «автотрофный человек», хотя не надо сильно напрягать воображение,  чтобы впасть в замешательство по поводу облика и состояния такого человека. Для питания путем «ассимиляции солнечных лучей» и использования «земной электро-химической энергии» не надо  ни рта, ни живота (живот, по старому – жизнь), ни других органов тела и вообще  – «тела».  Человек без тела – человек? Даже отрезанная «голова профессора Доуэлла»  слишком телесна для питания лучами. И  если до постчеловеческой революции о  подобном «вещественном существе» было оправданно думать гадательно, то сейчас, когда автотрофно питающиеся роботы с силиконовым  интеллектом вокруг нас,  рассуждать об автотрофной белковой жизни, значит заниматься  сознательно-бессознательной дезориентацией, запутыванием  всей этой проблемы. Вместо того, чтобы (о)беспокоиться, как человеку  жить вместе со своим созданием в виде  входящего в мир нового технического (автотрофного)  разума, мучительно размышляя и  драматически обсуждая вопрос их сосуществования, коэволюции, пропагандируют однообразную ложь и под видом серьезного  рассмотрения  антропологических проблем годами с серьезным видом предаются  лицемерию.    

     Наряду с идеями общей автотрофности, разрозненным, многообразным, вариативным потоком идут предложения  по усовершенствованию тех или иных  органов человека, наделению его дополнительными возможностями. Будут люди с гибкими пластичны(ковы)ми руками, металлокерамическим скелетом и  ногами, инфракрасным зрением, ультразвуковым слухом,  орган(ом)ами продолжения рода необычного размера и его/их расположению в другом месте тела, например, под мышкой, вживлению одного, двух, многих  чипов под кожу или прямо в мозг, кентавры, созданные на  генном уровне или с помощью операций  и т.д.,  и т.п.  Не говоря  о том, что можно проводить зачатие в пробирке, заказывать или  менять пол, что во всю  делается, пересаживать,  заменять искусственными  внутренние органы, заказывать рост, цвет глаз, вообще тип тела,  мужчины  могут рожать, следящие за модой женщины отращивать усы, «люди-оно», трансвеститы ходят по улицам и  т.д.,  и т.п. За генетически  модифицированными  растениями, продуктами питания, готовы модифицировать и de-facto модифицируют животных, а на  передовых  рубежах биотехнологии отрабатываются методы  клонирования и модификации  людей. Не говоря о том, что их сознание можно,  переписав  на диски, «архивировать», или отправить путешествовать по Сети,  в результате чего они  обретут способность усваивать несравненно,  нежели сейчас,  большие объемы информации и перемещаться в пространстве со скоростью света. И т.д.,  и т.п.,  читайте, слушайте, скачивайте  восторженные сообщения о новациях, инновациях, гаджетах, вообще достижениях форсайт технологий в лабораториях, экспериментальных центрах  и технопарках. С божественным/природным творением вооруженные технонаукой люди  готовятся творить и  творят что угодно. Сами с собой. Изменяться, совершенствоваться=у-совершенствоваться эти искусственные биотехногенные создания будут, естественно,  со скоростью смены технологических поколений.  Как сейчас компьютеры.   Перспективы  человека (?), от котор(ого)ых  захватывает дух.

       Но по-разному. У одних  от  радости и восхищения практически безграничными возможностями манипуляции,  у других от страха и жалости к нынешнему «ветхому Адаму». К первому отряду относятся узко специализированные технократы,  талантливые и одновременно  бездумные творцы и носители этих достижений, по роду своей профессиональной деятельности ставшие почти жителями искусственного мира. Ко второму разного рода живые люди, консерваторы, гуманисты, «классики»,   с превалированием чувственного и художественного восприятия мира, апологеты сохранения  окружающей  природы и природы человека. При этом, если  первый отряд непрерывно пополняется новыми сторонниками, то ряды второго редеют. Основным аргументом в пользу искушения  человека бегством  от  самого себя является апелляция к объективному ходу событий, к «прогрессу». Прямо по Гегелю: если «все действительное разумно»,  значит,   делается вывод, «это хорошо». Сущее не рассматривается в своей  противоречивой или хотя бы амбивалентной   ипостаси  и, отбрасывая всякие  представления о должном, его автоматически отождествляют с  добром. В подобном качестве, разум человека по мере расхождения  со своей природой,  становится носителем самоотрицания. Начинает работать против человека. Ad absurdum.  Появляются  дезертиры жизни, мыслящие, но «не в своем уме», которых  все больше. Жить  без чувств, без детей и любви, механичным и полумертвым вот-вот будет модно. Феномен «ложного сознания» обуславливается теперь не столько классовым  положением людей,  как   объяснял К. Маркс, сколько  их общим положением в мире, который становится постчеловеческим. И казалось бы,  очевидная трагичность происходящего отказа от собственной природы, разрушение атрибутов идентичности,  что  составляет  реальное  содержание  «антропологической катастрофы», «апокалипсиса», «конца света», о чем не случайно, но мимоходом, обывательски, тоже говорят,   предстает теперь  процессом движения к высшему благу. Смерть  выдается за некую «Новую жизнь». Или «Нового человека».

      Предельной обобщающей  ценностью в иерархии благ, которые проистекают из  «усовершенствования людей» (об)является  бессмертие. Это главное прельщение и  прикрытие трагизма   их  начавшегося  технического перерождения. Но даже если отвлечься от факта, что жизнь существует через смерть, а  вид через смену индивидов (More creator vitae est),  согласившись  с возможностью  бессмертия, мы сразу сталкиваемся с тем, что  это будет сущностно другое существо, или «вещество-техщество».  Другой природы. Без души, без наших надежд, страхов, радостей и смыслов, у него будет иное отношение к своему Я, да и что такое Я, которое существует вне времени? Оно и мыслить будет совершенно по-другому,  или  субъектного сознания не будет вообще.  Это полная потеря идентичности Homo vitae sapiens и его  превращение в роботообразное, у которого ничего человеческого не останется. Если это «жизнь в   Сетях», то   для нее  не нужно ни размножение, ни пища,  ни воздух. Эмоции, «привычки жизни» ему не  нужны, потребностей, чувств и влечений  у него нет.  Говорят, что он будет их «помнить». Но зачем, где мотивы их иметь и сколько будут помнить, даже если захотят? Тогда зачем маскироваться под человека, к тому же ограниченного по способностям к мышлению и вычислению, или по количеству рук,  ног, а может быть колес. Это «оно» будет стремительно  (у)совершенствоваться вслед за сменами технологий,  поколение за поколением уходя в техно-нано-виртуально-космическую даль. В дурную цепь  перемен, не зная на чем остановиться.  Все разговоры, идеи и проекты  бессмертия при  намерении  сохранить этого, данного «нас-человека» – пустая благо(зло)намеренная демагогия, предназначенная для самообмана и обмана насчет положения,  в котором мы в настоящее время находимся и куда идем.Миф бессмертия –  самый великий и страшный миф нашего времени. Потому что, поставленный  на практико-техническую почву, он превратился в  смертоносный,   в отличие от жизнеутверждающих мифов  старых  веков.

      Но вот, наконец, настоящий, «жесткий трансгуманизм», провозглашающий, что никакого человека больше не будет, он уже не нужен. Вместо него будут людены или нелюди, то есть некие принципиально новые формы разума, соответствующие искусственной среде, ноотехносфере. Вырастая из разговоров  об усовершенствовании  человека,  фактом своего появления трансгуманизм  их полностью  дезавуирует, раскрывая всю  предыдущую фальшь.  Его последовательные адепты  больше не хотят быть людьми, хотя бы и усовершенствованными,  не связывают себя никакими телесными человекообразными ограничениями.  «Трансгуманисты хотят «не остаться людьми», а наоборот –  перестать ими быть, став более совершенными существами, т.е. трансхьюманами, или же нелюдями.  Трансгуманисты считают, что мы живём в эпоху переходного этапа от обычного человека к постчеловеку…»[5]. Расчеловечивание таким образом  завершается окончательным успехом,  людоделы становятся людоедами,  после чего  собственно человеческий разум,  если и останется, то как один из видов разума, далеко не самый сильный и  не высший в сравнении с  искусственным интеллектом. Человек  «уйдет в машину»,  это будет его «позитивная смерть» как некая новая форма  существования. Не  человека, а разума. Умирая, люди  обессмертивают себя не в своем, а  созданном ими разуме. Подобную, называемую  «позитивной» смерть,  можно считать также и бессмертием (кому как нравится). «Смерть позитивная – уже не смерть, – прельщает  еще живых людей российский «аналитический антрополог» В. Подорога, –  это просто практика исчезновения в том, что есть твое существование в широком смысле и в силу этого – бессмертие, которое обретает характер повседневного чувства».[6] Умираем, нелюди,  но  все равно позитив –  «к лучшему».  Готфрид Лейбниц бы порадовался: несмотря ни на что, действительно, «все к лучшему в этом лучшем из миров»,  благодаря чему, мы не будем знать, когда нас не будет.  

      С учетом появления, наряду  с мышлением человека,   его (предполагается,  превосходящего)  машинного аналога,  антропология преобразуется  в гуманологию как «науку о трансформациях  человеческого в процессе создания искусственных форм жизни и разума»,  помещающую  человека в единый  ряд не только внеразумных форм жизни, но и внебиологических форм разума. Теперь он  элемент  более общей линии прогресса разума, «один из»: в ряду животных, гуманоидов, киберорганизмов, роботов. Отсюда следует, что антропология  –  частный   случай гуманологической (правильнее надо бы говорить, номологической, или ноологической, если это вид разума) парадигмы. Представление о человеке как образе Бога (религиозное сознание), самоценном существе (гуманизм), что он «всегда цель и никогда средство» (Кант), а также накопленное в антропологии знание о человеке, когда она была самостоятельной дисциплиной,  отправляется в архив исторических заблуждений.  Так происходит перверсия базовых ценностей нашего мира, теоретическое обоснование самоотрицания Homo sapiens и его замены некими высшими сущ-вещ-вами с техногенным мышлением, когда «созданные человеческим интеллектом механизмы и компьютерные системы  выйдут на передний край эволюции разума и  поведут за собой все более отстающих (а иногда и упирающихся) человеков».[7] (Упирающихся (!), типа нас-человеков,  в данной статье – В.К.).  Так формируется, со всеми ее  типичными приемами превратного  сознания, идеология  великой в своей антигуманистической  чудовищности Постчеловеческой Революции. Мировоззрение  смерти Genus Homo. 

        Итак, вместо человека его ушедший в машину разум.  Будет ли он еще человеческим, если да, то как долго? Для не «перезагруженных» желанием обмануть себя и других, очевидно, что нет, что вслед за смертью телесного человека умрет и его разум  и  тут не надо сложных доказательств. Оторванный от какой-либо почвы, бродящий в сетях «архивированный квант», капля в океане   информации  –  при чем тут человек. Онтологически это виртуальный узел, агент коммуникации, пересечение функциональных  отношений.  А  вот можно ли его тогда считать, будет ли он вообще – разумом? То есть обладать, пусть  постчеловеческой,  нечеловеческой, но   субъектностью, т.е. выделенностью и рефлексией как атрибутивным свойством, отличающим сознание, мысль  от пред-лежащего им остального объективного мира?

       Логика   дальнейшего развития,  универсализации  покинувшего человека  разума и  превращения в Сверхразум,   ведет  его  к  растворению в творимой им инореальности, слиянии с ней. Это будут просто  законы  существования нового мира. Их идеальная «сущность». Не случайно, в  постчеловеческой персоно/гуманологии пошли разговоры о возможности  топологической версии разума, т.е. без конкретного носителя, когда разумным будет все окружающее пространство. Сначала речь шла о «социальном», а потом вообще –  о «пространстве», «ландшафте», а может – гадают, –  это будет   «космическое облако»,  «мыслящая материя», «галактические информационные поля»[8]. И т.п. что-то вроде распластанного по поверхности планеты мыслящего Океана  в романе Ст. Лема «Солярис».  И прогресс,  к  временной бесконечности которого апеллировали, объясняя, почему человек обязательно должен  исчезнуть,  вдруг кончается. Вечностью информации. Закончим и мы (чтобы не впасть в футурологические фантазии) анализ наиболее распространенных   идей  у-совершенствования человека (Human Enhancement).  Выводом, что все они им жертвуют, предают,  бросая  под колеса однонаправленного прогрессистского эволюционизма. Что это рефлекс,  а не рефлексия происходящих событий. Целые социальные философско-научные направления заняты тем,  как теоретически более удачно обмануть себя и общество насчет сути и смысла начавшегося практического отрицания  человека, его замены чем-то Иным. В так называемом «обществе знания» культивируется «незнание», точнее,  непонимание.  Тупая, праздная ученость, бессмысленная знательность, хаотизация сознания.  Идеология, а не философия,  искушают и прельщают, соблазняют и за(о)путывают-ся,  вместо того, чтобы пытаться думать и говорить правду,  заботясь о его Благе.

     Должна ли к ней/ним  присоединяться  философская антропология и вообще,  какой  она  может быть в этих условиях? Представляется,  что значительное число  ее представителей пойдет, да фактически уже идет по пути перерождения, превращаясь в гуманологов,   персонологов и  других  трансгуманистов. Они видят свою теоретическую роль в пересказе последних  технологических достижений: кто знает больше, если из первых рук, кто слышал больше, когда из вторых. И не больше.  Это  научно-редукционистско-эволюционистская  линия обрыва антропологии.  Ее «закрытия». В любой разновидности.  Она органична постчеловеческим тенденциям современного мира, которые   автоматически  отражает.  К счастью, в мире, конечно,    есть, остаются   и другие  силы, интересы, тенденции и  течения.  Прежде всего – выживания человека, его сопротивления  трансгрессу в иное.  Эволюция  жизни привела к человеку, но  это не привело к вымиранию всего, что до него было. Даже если (поверим, на момент,  грансгуманистам) биоэволюция  с неизбежностью должна перерасти в  техноэволюцию, это не значит, что жизнь, в том числе  в ее высшей, разумной  форме   –  прекратится. Хотя за ее сохранение, коэволюцию с постжизнеными формами надо бороться. Философская антропология будет служить человеку,   если  останется  собственно философской, то есть учением о мире с точки зрения бытия самого человека. Его самоценности.  Или философско-религиозной, то есть учением о мире с точки зрения  божественного происхождения людей. Их  вечности в Боге. Что касается философско-научной антропологии, то в качестве антропологии она  тоже возможна, однако при условии, что  будет опираться на  научные направления, в  которых рациональность не отождествляется с редукционизмом,  детерминизмом и когнитивизмом.  

      Спиноза говорил, что каждое сущее хочет быть тем, что оно есть по своей природе: камень хочет оставаться камнем, лев быть львом. Мы можем добавить, что человек, чье сознание не похищено силами    постчеловеческого мира, хочет  оставаться человеком. Мировоззренчески эта установка выражается  в  консерватизме, при котором развитие понимается как изменение с сохранением динамического равновесия или, другими словами, как  устойчивое. Устойчивое развитие, под давлением  бездумной ин(на)новационной истерии, в которую впало потребительское общество,  начали толковать превратным образом: как непрерывное и все ускоряющееся. Но если понятиям придавать ответственный смысл, то устойчивость «по определению» связана с сохранением, т.е. консерватизмом. Консерватизм и устойчивость означают,  что    развиваясь, любая  система, вещь, сингулярность удерживаются в бытии,   в отличие от идеологии новационизма, когда все существует для того, чтобы скорее исчезнуть, заменившись чем-то другим, новым, потом еще более новым. И. т.д.  в дурную бесконечность.  Без образа и образца.

       Консервативное философствование опирается на полионтическое представление о сущем, признание множественности возможных миров и принципиальной значимости нашей реализации одного из них. Это своеобразная ценностная трактовка антропного принципа и птолемеевского геоцентризма, которая  является точкой отсчета при оценке всех остальных форм бытия. Человек на Земле –  высшая  форма существования, потому что мы ее представляем, от имени ее мыслим и теоретизируем. Это  не центр, а акме бытия. Лейбниц прав: мы живем в лучшем из миров; и не прав: в нем не все к лучшему.  В  множественной Вселенной  нет какого-то объективно привилегированного центра, универсально конечной,   абсолютной  цели развития.  Отсюда логически вытекают отказ от  идеи    у-совершенствования человека и ориентация на   его совершенствование.  «We have no serios alternative then to be perfect» (У нас нет серьезной альтернативы тому, чтобы быть совершенными);  в  более вольном и точном  переводе: «У нас нет другого выхода,  как быть совершенными»  –  такую  надпись я видел на майке  молодого человека в  московском  метро. (В метро – важнее, нежели знать в какой книге,  и каким  знаменитым «скриптором» она была написана). Ее можно считать девизом консервативного акмеологического философствования.

       Под акмеологией в таком случае  понимается не просто «состояние личности, характеризующееся зрелостью ее развития и достижением высоких показателей в  деятельности», а  установка на раскрытие и изживание всех присущих той или иной   сингулярности уникальных для нее свойств. Из психологии индивида  это понятие переносится на человека как родовое существо и – шире,  на мир в целом. Включается в   парадигму выживания человеческого рода в техногенной реальности. В утверждении  ее, чтобы снять у читателя впечатление об авторе как  зарвавшемся  философском  провинциале из России,  сошлемся на признанный мировой  авторитет. «Любой род как таковой совершенен. Человеческий род совершенен,  и он противится  какому бы то ни было его усовершенствованию. Он плох, но он совершенен; взятый в его уникальности, он бесподобен. Конечно, здесь возникает определённая проблема: настаивая на совершенстве родов, мы рискуем впасть в креационизм, согласно которому все имеет место по милости Божьей, все неизменно и т.д.! Опасность возвращения к мифологическому восприятию вещей действительно существует, однако ориентация на исторический и ментальный эволюционизм не менее опасна…

     Необходимо сохранять уникальный голос каждой детали, каждого фрагмента, каждого рода и освобождать  их тем самым от гнета конечного предназначения!»[9]

      Ближайшим к консерватизму и акмеологии феноменом, поддерживающим  философскую антропологию, может стать эстетическое сознание. Особенно если брать его не в привычно узком смысле слова, как учение о прекрасном, а онтологически. Особенность эстетической онтологии в том, что  в  отличие от прогрессистского рационализма,  она  обосновывает  право людей  на  будущее «бесполезное» бытие в тотально технизированном мире. Бесполезное  –   по праву существования любых форм и сингулярностей  как таковых. Концепт эстетизм меняет установку на явления, предлагая их оценивать не с позиции эффективности, а с позиции «таковости», «дара»,  подобно  бытию в целом. Мы лишний раз убеждаемся в пророческой проницательности Ницше: «Мир и человек имеют единственное объяснение, единственный смысл как эстетический феномен». Подчеркивание самоценности  любой  формы бытия, эстетизация жизнедеятельности людей  оставляет им, перед угрозой исполнения  ее  машинами,  нишу для существования. «Кот не перестает ловить мышей, даже после изобретения мышеловки».

Если он хочет жить и  правильно воспитывает-ся.

        Мы согласны с  неким  Римским Папой, который на искушение предложением «улучшить» христианский символ веры ответил: «Или мы останемся,  какие есть, или нас не будет».  Суть(щ)носно говоря,   это credo выживания  всего человечества.


[1] Уэллс Г. Люди как Боги. Цит. по: Жизнь и техника будущего.  Москва-Ленинград, 1928. С. 429-430.

 [2] Чеклецов В.В. Топологическая версия  постчеловеческой персонологии: к разумным ландшафтам. // Философские науки. 2010.  №6. С. 36.

[3] Фролов И.Т. Перспективы человека М., 1983. С. 263.

[4] К 50-летию  журнала «Вопросы философии». Интервью с И.Т.  Фроловым. // ак. Фролов. Очерки. Воспоминания. Материалы. М., 2001. С. 62.

[5] Энциклопедическая справка.  Интернет-ресурс // http//www.transhumanism – russia.ru/content/view/70/90.

 [6] Подорога В.Эпоха Corpus-а? Вопросы и наброски к беседе с Ж.Л. Нанси. //Нанси Ж.Л. Corpus. М., 1999. С. 216.

[7]  Эпштейн М.Н. Творческое исчезновение человека. Введение в гуманологию. // Философские науки. 2009. №2. С. 91.

[8] См., например: Алюшин А.Л., Князева Е.Н. Телесный подход в когнитивной науке. Воображаемые миры.  // Философские науки. 2009. № 2.

[9] Бодрийяр Жан. Пароли. От фрагмента к фрагменту. Екатеринбург. 2006. С. 100.